"В этот раз брат бил меня особенно жестоко. И я убил его"

На следующий после убийства день

Убийца спускался по лестнице с мешком, набитым расчленёнными человеческими останками, но в пролёте между вторым и первым этажом его встретила жена убитого. Она рванула мешок на себя (что это, дескать, бесконтрольно утащил деверь из своей квартиры?) – и наружу вывалились окровавленные кисти рук. Женщина дико закричала и мёртвой хваткой вцепилась в попытавшегося было удариться в бега парня. На помощь ей тут же подоспели двое крепких мужиков, её приятелей, скрутили преступника и вызвали по телефону полицию. Задержанный сразу покаялся в содеянном и подробно рассказал о том, как всё произошло.

В общем, никаких погонь, засад и перестрелок: дело об убийстве с расчленением трупа, происшедшем в южной столице несколько лет назад в ночь с 21 на 22 августа в одной из квартир по улице Шевченко, было раскрыто в считанные часы после того, как преступление свершилось. И вряд ли стоило бы рассказывать читателям подробности этой кровавой истории, если бы не было в ней одной ужасающей детали: 36-летнего Сергея Белкина (имена и фамилии персонажей изменены) убил его родной младший брат Антон. Он же и разделал, как заправский мясник, тело своей жертвы, руками, залитыми братниной кровью.

Мне удалось побеседовать с преступником в следственном изоляторе Алмалинского РОВД Алматы буквально на следующий день после убийства.

"И мне поставили диагноз – родовой испуг"

Антон высок ростом, тощ и сутул. Растерянные голубые глаза, жалкий потерянный вид, туфли без шнурков и постоянно поддёргиваемые рукой брюки без ремня (это чтобы не лишил себя жизни в СИЗО). В общем, никак не похож он был на человека, убившего родного брата. А потом хладнокровно расчленившего его труп.

– Мне будет тяжело рассказывать об этом, мне страшно, – сказал Антон. – Мама меня очень тяжело рожала. Ей делали кесарево сечение. И я, говорят, захлебнулся внутриутробными водами. И первый раз заплакал лишь на девятый день. Мне потом диагноз врачи поставили: родовой испуг. А позже – на учёт взяли в психоневрологический диспансер. Кажется, по шизофрении в стадии дебильности. Я рос очень болезненным. И ходил в специальный детсад. Для умственно отсталых.

А из детсада меня хотели направить в школу для детей с замедленным развитием речи. Но мама не захотела и настояла, чтобы меня послали в специальный интернат для умственно отсталых детей. Тот, что на Каблукова. В восемь лет в нулевой класс. Я, конечно, им всем дома надоел.

– Нет, что вы.

– Лучше, чем домашние, относились?

– Нет. Ко мне все одинаково относились.

– Одинаково плохо?

– Нет, одинаково хорошо.

– А старший брат?

– Тоже хорошо. Он меня не бил и не трогал. Пока мама и папа были живы. Я ведь после того как закончил шесть классов специнтерната, что равно четырём классам нормальной школы, домой вернулся. Там специалисты какие-то посчитали, что меня учить дальше нет никакого смысла. И мама меня забрала назад.

– А в интернате была учительница, которая вам запомнилась? Которая нравилась.

– Да, Ирина Михайловна. По математике.

– Это был ваш любимый предмет? Он вам лучше всего давался?

– Да нет. Тяжело давался. Просто она ко мне хорошо относилась.

Антон тяжело вздохнул и продолжил:

– А потом я переболел тяжелым гриппом и получил осложнение на бронхи. Бронхит затем перешел в астму. Мне инвалидность дали. Вторую группу. А после мой брат женился. Его жена Зина и тёща меня сразу возненавидели за что-то. Но жить всё равно можно было. Пока папа и мама не померли. Папа умер в 2005 году. А мама в 2008-м. Уже когда папа умер, у меня испортились отношения с братом. А когда мама умерла, и вовсе худо стало.

"Мама меня жалела больше всех на свете"

– Мама меня очень жалела. Больше всех на свете. Она говорила: "Вот, сынуля, умру я – кто о тебе позаботится? Как ты жить будешь?" Она умерла и оставила завещание, в котором мне отписала свою квартирку однокомнатную. Ещё девичью. Которую она специально не продавала, чтобы мне оставить, если умрёт. На похоронах её мы с братом Сергеем очень сильно поссорились. Он кричал, что мать сдурела, оставив квартиру дебилу, которому место в психушке. И требовал от меня отказного письма. Что, мол, отказываюсь от наследства. Я, конечно, не согласился. Тогда они все стали на меня кричать и угрожать. Жена его и тёща. А потом забрали у меня все документы на квартиру. Они-то знали, что я не смогу сам переоформить её на себя. Но боялись: вдруг кто мне поможет. Только они зря боялись. Мне никто никогда не помогал.

Потом они и с соседями моими сговорились. И стали все вместе терроризировать меня. Чтобы я отказался от маминой квартиры и согласился пойти жить в психушку. А я не хотел.

Брат приходил ко мне раз-два в месяц. Уговаривать. И заодно проверять: плачу ли я квартплату. Я всегда старался платить вовремя. Но пенсия у меня совсем маленькая. Да ещё пособие 1200 тенге. А за квартиру надо каждый месяц платить. А ещё и кушать что-то необходимо. Да одеваться-обуваться. Так что у меня не всегда получалось. И брат иногда платил за меня квартплату. Но это бывало очень редко. И всё хотел у меня что-нибудь забрать. В качестве компенсации за ущерб, причиняемый мною. Вплоть до телевизора. Но я не отдавал. И он за это меня бил. Просто избивал.

"Они не захотели заниматься вместе"

– А потом он решил отобрать у меня гантели. По шесть килограммов. Которые у меня от родителей остались. Брат же у меня вон какой здоровый и сильный. А я хилый. И всегда мечтал быть таким, как он. Вот и занимался. У меня ведь свободного времени много. Но брат сказал, что ему и его семье гантели нужнее. А в психушку, мол, тебя и без бицепсов охотно возьмут. И без гантелей.

Но я-то ведь знал, что он запросто может купить себе гантели. У него деньги есть. И дом. И машина. А у меня – ничего. И сказал ему об этом. А он стал меня бить. Тогда я вызвал милицию. Чтобы они меня защитили. А милиция приехала, посмотрела. И вместе с братом надо мной стали смеяться. Чего, дескать, шум поднимаешь из-за каких-то железок. И велели больше не звонить. А то это будет ложный вызов, и у меня будут из-за этого неприятности.

Я тогда брату предложил: давай, мол, вместе заниматься. Ты и я. По очереди. Я, например, утром. А ты – вечером. И для семьи твоей время выделим. А он опять надо мной посмеялся и избил меня. Гантели забрал и дал вместо них 500 тенге. А я знаю, что такие в магазине стоят несколько тысяч.

"Он мне пушечку подарил. На день рождения."

– Господи, да что ж у вас об убиенном вами брате никаких даже воспоминаний добрых нет? Ну вспомните что-нибудь такое, хорошее. Что запомнилось вам как-то особенно. Ну, может, он вас как-нибудь на речку с собой брал. Или в детский сад водил, а по дороге мороженого купил. Или, может, сказки читал… Либо заступился за вас когда-нибудь и поколотил обидчика…

Антон думал долго и напряжённо, тихо бормоча про себя: "…вообще-то он ко мне хорошо относился раньше, пока папа с мамой не умерли. Не бил, не обижал"

И наконец лицо его просияло. Эврика!

– Когда мне было лет десять, Сергей подарил мне на день рождения пушечку. Из неё можно было горошинами стрелять.

Тут наш разговор на несколько минут прервали. Симпатичная девушка в форме взялась снимать у Антона Белкина дактилоскопические отпечатки. Пока братоубийца, сосредоточенно хмуря лоб, с помощью криминалиста "играл на рояле" – старательно прижимал вымазанные чёрной краской пальцы к листу бумаги – опер Вадим Стрельцов, задерживавший этого странного преступника, тихо сказал мне: "Когда мы этого парнишку привезли на экспертизу, там обнаружили у него на теле множество синяков. Похоже, покойный старший братец и впрямь поколачивал младшего".

Дактилоскопирование завершилось, и мы продолжили беседу.

"В этот раз брат бил меня особенно жестоко"

– До этой последней ночи брат был у меня с месяц назад. И опять избил. Он требовал от меня квитанции по квартплате, а я ему их не показывал. У меня там долг небольшой накопился. И я боялся, что если он узнает об этом, то забьёт меня до смерти. Или выгонит из квартиры и насильно отправит в психушку.

В этот раз он пришел после часа ночи. Я уже засыпал. А он прямо с порога начал: я, говорит, с женой поругался. Ухожу от неё. Теперь у меня ни дома, ни машины нет. Так что квартиру тебе освобождать придётся. Я теперь жить здесь буду. Покажи-ка квитанции по квартплате. Он поднял меня из постели.

Я понял, что если брат узнает про долг, он меня опять будет бить. И поэтому я соврал: сказал, что заплатил всё, но квитанции потерял. Но он всё равно стал меня избивать. Сначала Сергей толкнул меня в плечо, и я упал со стула. Он подошёл, схватил меня за шкирку и стал поднимать. Я вырвался и убежал в коридор. Он догнал меня, схватил и стал бить. По спине и по почкам.

Я опять вырвался и выскочил на лестничную площадку… Туда он за мной не погнался. Не хотел, чтобы соседи видели, как он меня бьёт. Я выбежал на улицу, немного постоял у подъезда и подумал: может быть, брат уже успокоился. И вернулся домой. Но он не успокоился. А ещё сильней разозлился… А милицию я вызывать не стал. Из-за запрета. Они ведь мне сказали, что это будет ложный вызов. Я знал, что никто в целом мире меня не защитит. Я должен надеяться только на себя…

Антон сделал паузу. Было видно, что эти воспоминания даются ему с большим трудом. Он дышал тяжело, со свистом. Он задыхался.

– Вам страшно, – сказал я, – может быть, не надо рассказывать дальше?

Но Антон мотнул головой:

– Нет, я хочу рассказать всё… Брат сразу напал на меня. Стал бить в солнечное сплетение. Хорошо, что в коридорчике было тесно, и он не мог как следует размахнуться. Потом стал наносить удары ногами в пах и в живот. В этот раз он бил меня особенно жестоко. Наверное, хотел убить. Я убежал от него в комнату, но от спазмов в животе упал в кресло. Он потянулся ко мне через журнальный столик, он хотел продолжать… И тут я почувствовал какую-то ярость. Прямо бешенство… На столике лежал мой чемоданчик с инструментом: молоток там, топорик, пила, дрель. Я схватил что попалось под руку… Это был топорик… И я наотмашь ударил брата в левый висок…

"Это было настоящим кошмаром"

– …Но он устоял. Не упал. Тогда я ударил его снова. Теперь в правый висок…

– Может быть, хватит? – вновь попытался я остановить исповедь братоубийцы. Но он опять упрямо помотал головой.

– Тогда я стал бить его ещё и ещё, – заикаясь и задыхаясь, бормотал Антон, – хорошо помню, что по затылку. Но он принялся защищаться. Я побежал на кухню, схватил там кухонный нож, прибежал назад и полоснул его по горлу. Кровь пошла, но не сильно. И я стал его душить. Он упал, но продолжал сопротивляться. Повернулся на живот. Тогда я зажал его горло в локтевом сгибе и стал давить. Я держал его так долго. Может быть, минут тридцать. Пока он не обмяк и не перестал дышать.

Я хотел позвонить в полицию. Но не стал, опасаясь запрета. Ну, что это будет ложный вызов.

Решил его вынести. Но всего целиком не смог бы. Это я сразу понял. Тогда я взял кухонный нож и пилу. Типа лобзика, которым металл пилят, и стал его разделять. Сначала отрезал левую стопу и правое колено… Потом…

– Хватит! – взмолился я. – Достаточно!

Но братоубийца меланхолично качал головой:

– Нет, я расскажу всё. Потом я отделил бедро… Затем отрезал голову… отпилил… потом… отрезал… отпилил… Работал то ножом, то пилой…

Под горячечное бормотание Антона Белкина я, похоже, на какое-то время впал в прострацию. И всё, что он говорил дальше, ехало мимо моих ушей и сердца.

Не сторож я брату моему

– Это был настоящий кошмар! – вдруг взвизгнул мой собеседник на высокой ноте, выдернув меня из спасительных сумерек лёгкого полуобморока. – Меня беспрерывно рвало… А тут ещё начали звонить. Жена его. Какие-то друзья. А уже было утро. И спрашивали про него. А я испугался, что они сейчас придут и будут меня бить. И сказал, что не знаю, где он. Что он ушёл от меня в два часа ночи…

Мне казалось, что этот кошмар не окончится никогда. И вдруг Антон замолчал. А потом прорыдал:

– Напишите, что я не хотел убивать брата! И еще напишите, что если бы я не убил его, то он бы убил меня…