С кем воевал Сталин последние два года, или О приписках времён Великой Отечественной

Этой публикацией мы продолжаем нашу хронику Великой Отечественной "Другая война", начатую историей "Как предатели становились героями, или Война без прикрас". На этот раз мы предлагаем читателям в незначительной литературной обработке рассказ пехотного капитана, кавалера двух орденов Отечественной Войны Бориса Ивановича Меркулова. К сожалению, при его жизни эта, весьма неполиткорректная по тем временам история, не могла быть размещена в открытой печати. Сегодняшняя публикация – в память об этом незаурядном человеке.

Не жалей гадов-фашистов

Хочешь, я тебе анекдот расскажу? После боя командир батальона спрашивает политрука: ну что, мол, сколько в сводке укажем убитых немцев – 50? "Да пиши 200, – отвечает комиссар. – Чего их, гадов, жалеть?"

Вот мы вчера показатели по цеху в завком сдавали (наш герой работал тогда на Автовазе сменным мастером. – Авт.). Ну, приписали два десятка коленвалов, чтобы без премии не остаться. Другие цеха тоже припишут. Не может же один цех получать премию, а остальные – нет. В завкоме тоже добавят, но уже к конечной продукции: мол, перевыполнили план по выпуску машин. Начальству ведь тоже хочется премий. И на бумаге машины есть, а на самом деле – нету. И вишь – тут только премии. А на фронте, представляешь, насколько выше цена приписки?

Это было, я тебе скажу, ещё в начале войны. Под Москвой тогда наша дивизия стояла. Я ещё старлеем был и ротой командовал. Как раз немец перестал переть, как оглашенный, и мы с комбатом вышли из блиндажа покурить и воздух понюхать. Тут налетела эскадрилья "фоккеров" под прикрытием "мессершмиттов", мать их. Побомбить перед началом новой атаки. А "ястребков" наших что-то не видать. Но наши зенитки со спаренными-то пулемётами затарахтели вовсю. Тут "мессер" один задымился и потянул к лесу. И как раз наши истребители тоже вышли наперерез ихней эскадрилье. Те и драпанули.

Петруха с самогонкой

А через полчаса приезжает к нам бравый молодой лейтенантик-зенитчик. И говорит: мы тут, мол, "мессера" сбили, так надо, чтобы вы засвидетельствовали. Так было положено: если зенитчики докладывают о том, что сбили самолёт врага, наземные войска должны подтвердить этот факт. Ну, комбат говорит: мы-то, да, видели, как гад задымился. Но он ушёл потом за лес, и упал или нет – не знаем. А я ему: да ладно, "Батя", напишем, что видели. Не жалко.

Тут лейтенантик даже обиделся. Мне, дескать, ваша "не жалость" вовсе не нужна. Идём – посмотрите: я вам плоскость привёз. Вышли на улицу: точно, стоит ЗИС-6, а на нём – крыло от "мессера" и номер на нём так чётко выписан, хоть и слегка обгорел: 666. Я почему и запомнил: ЗИС шестой, и на плоскости три шестёрки. Ну, написали мы ему подтверждение, потом зашли в блиндаж, тяпнули самогонки, что он принёс и ближе познакомились. Он оказался моим земляком, из Рязани. Петруха, весёлый такой парень. И грамотный. Почти законченное верхнее образование.

Майор в новых хромачах

А снова я его встретил уже в Польше, в начале 45-го. Я комбатом тогда был. Сидим с замполитом в блиндаже, сводку заполняем: "два пишем – три в уме". А тогда уже был скандал с этими самыми сводками, на уровне верховного командования. Тут дверь – нараспашку да со стуком. Заходит бравый майор, в распахнутой шинели, в новеньких хромовых сапогах и орденами брякает. Говорит: мол, так и так – мы тут "мессера" сбили, надо бы засвидетельствовать. Я его, честно, сразу не признал. И говорю: да что-то я и вообще никакого воздушного боя не видел. И ничего сбитого не падало. А он – так снисходительно: да ладно, капитан, я тебе плоскость привёз. Идём, поглядишь. Да, на стол мне бутылку самогона, сало и стакан.

Тут я его, конечно, признал. А когда увидел на ЗИЛе крыло со слегка подгоревшими тремя шестёрками, так вообще взбесился. Мы, пехота, всю войну на брюхе в грязи проползали, всем пулям, снарядам и бомбам кланялись, сколько ребят потеряли. Ну, припишем иной раз один-другой десяток фрицев... А этот – в хромачах новых, с орденами больше моего, и в звании обогнал, с салом и самогонкой, всю войну в блиндажах отсиживался. И с 41-го таскает за собой эту плоскость... Ах ты гад! Кто мне всё это надул в уши – Сатана, наверное!

Упаду ему в ножки

До сих пор не могу простить себе, что стуканул на него "особистам". Они пришли за ним: сытые, важные, чистенькие, вообще не нюхавшие пороха. В общем, попал Петруха в штрафники. Там и погиб. И говорят, геройски: под танк лёг с гранатами.

А я всё терзаюсь своей подлой завистливостью: хромачи у него, вишь, новые оказались да орденов больше и чин на нём выше. Но вот, думаю: если там за смертным рубежом встретимся, упаду ему в ножки – может, простит.