Жумангарин: надо убрать кривое ценообразование и фаворитизм, остальное выправится само

14 сентября 2021, 10:11

Ирина Севостьянова Написать автору

Серик Жумангарин / Фото с сайта Евразийской экономической комиссии

Почему штрафовать бизнес за рост цен не всегда правильно.

Что происходит с ценами в Казахстане? О том, как найти баланс между интересами государства, бизнеса и потребителей, в интервью Informburo рассказал председатель Агентства по защите и развитию конкуренции Серик Жумангарин.

– У вас большая задача по сдерживанию инфляции. Но мы видим, что цены не прекращают свой рост, особенно остро это все ощутили в последние два года. Как вы видите весь процесс регулирования?

– Ни в одном положении антимонопольного органа не написано, что мы занимаемся инфляцией, и мы не являемся ценовым регулятором. В том, что происходит последние два года, ценовой всплеск делится на две части: объективную и спекулятивную. Мы изучаем соотношение между спекулятивной и объективной базой, в этом наша обязанность. Мы смотрим на предмет незаконной монополистической деятельности.

В Конституции написано, что каждый имеет право на свободу предпринимательской деятельности, монополистическая деятельность регулируется и ограничивается законом. Предпринимательским кодексом предусмотрено, что монополистическая деятельность – это деятельность субъекта рынка, который занимает на нём определённое положение, позволяющее контролировать общие условия обращения товара на этом рынке. То есть доминирующее положение возможно, но злоупотребление доминирующим положением запрещено.

Наш главный инструмент – анализ рынка. Что происходит? Почему растут цены? Вот главные вопросы. Мы ни в коем случае не придём к бизнесу и не поставим условие ограничивать цены. Но мы можем выставить уведомление и сказать: вы согласовали свои действия, спекулятивная составляющая такая-то, и мы вам даём уведомление, чтобы вы это устранили. А антимонопольный орган, который регулирует цены – это оксюморон. Это как горячий снег.

Если говорить о нынешнем росте цен, который в стране происходит, то его основа легитимная. Этот рост связан с мировым ростом цен,

от этого никуда не денешься. Если посмотреть на данные ФАО (Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН. – Авт.) на начало сентября текущего года, то у нас в августе был самый высокий рост цен на сахар – 9,6% по сравнению с июлем.

– ФАО в 2021 году в целом фиксирует самые высокие индексы цен на продовольствие.

– Да, общий индекс роста цен только в этом году – 127,4 пункта. В августе больше на 3%, чем в июле, а это 33% годовых. Когда такое было? Но это имеет своё объяснение. Рост цен на сахар на 9,6% – это низкие температуры в Бразилии, и все боятся, что урожая не будет. Подсолнечное масло выросло примерно на 6,7% – это неурожай и сокращение запасов в Малайзии пальмового масла, рост потребления подсолнечного масла в Китае, Европе. Рост цен на говядину и баранину происходит потому, что основные производители в Океании сократили производство и резко увеличил потребление Китай.

По прогнозам ожидается, что мировой объём производства пшеницы сократится в этом году почти на 1% из-за засухи в Северной Америке, Казахстане и России.

Так бесконечно можно продолжать, и по каждому продукту есть свои объективные причины.

Все эти факторы влияют на Казахстан, потому что мы сами себя не обеспечиваем по всем видам продукции. Но мы сами себя и не обязаны обеспечивать, это какой-то миф. В экономике есть такое понятие – "сравнительное преимущество страны". И страны работают именно по сравнительным преимуществам, на этом держится международная торговля.

Но, конечно, есть понятие "продовольственная безопасность": необходимо какую-то базовую корзину производить самим. Соответственно, когда начинается производство – начинаются вопросы. Коронавирус порвал цепочки логистические, и естественно, подорожало всё. У нас неурожаи были, уменьшились посевные, выросли цены, экспорт сырья увеличится. И, естественно, основные страны-импортёры подняли цены для Казахстана. Это базовые вещи.

Вторая составляющая – не сработали некоторые внутренние системы. В первую очередь система субсидирования, поддержка сельхозпроизводителей.

– Я правильно понимаю, что вы изучали ситуацию на рынке за период пандемии и не нашли ничего критичного, кроме объективных причин?

– Было достаточно много субъективных причин. Но субъективная причина – это, скорее, мышление бизнесмена, его нельзя критиковать. Я не понимаю бизнесмена, который работает на определённом рынке и не хочет от этого рынка взять всё.

Но у нас есть статья Конституции, которая говорит, что каждый имеет право на свободу предпринимательской деятельности. И есть законодательство, ограничивающее монополистическую деятельность. А наша обязанность – за этим следить. Там, где есть злоупотребление своим положением или выявляется сговор, мы приходим и разговариваем с бизнесом. Предлагаем: либо мы выставляем вам уведомление, и вы добровольно снижаете цену на спекулятивную составляющую, либо мы выходим на расследование – и тогда совсем другие отношения. Это огромный штраф, изъятие монопольного дохода, порой сотни миллионов, и предприятие просто откатывается на много лет назад. У нас на сегодняшний день выставлены более 60 уведомлений, из них 50 исполнено.

– Вы говорите сейчас именно о рынке продуктов питания?

– Мы говорим только о продуктах питания. Повышение цены может быть и объективное. Но если мы видим субъективно-спекулятивный фактор, мы его изучаем: насколько цена выросла и как это произошло. Более того, мы обращаем внимание не на всех сельхозтоваропроизводителей: субъекты, работу которых мы рассматриваем, должны иметь не менее 35% рынка. Но даже если предприятие занимает 5% рынка, но сговорилось с другими, то это наш клиент. На нашем плодоовощном рынке таких субъектов нет. Поэтому там необходимы другие подходы, отраслевые меры.

Мы ежемесячно встречаемся с ассоциациями производителей. Во всём мире, и у нас как у антимонопольного органа есть два вида регулирования: ex ante – до совершения события и ex post – после. После возможно только расследование. А до совершения события лучше поговорить, выслушать, понять, в чём есть проблема. Вот сейчас производители говорят, что нужно около 200 млрд тенге на пополнение оборотных средств. Тогда они смогут произвести закупки, пока сырьё дешевле, и смогут гарантировать, что цены подниматься не будут. Важно, что они не просят деньги бесплатно, просят кредитные ресурсы. Естественно, это большие деньги. Сейчас государство будет выделять порядка 100 млрд тенге. Пока это предварительные суммы, источники финансирования сейчас обсуждаются. Но в целом это правильный подход. Не карательные меры надо ставить, а понять, что нужно, и создавать условия, финансовые средства. Но и взамен надо требовать, чтобы продукт оставался в Казахстане, чтобы он шёл отечественным переработчикам, на экспорт не уходил.

– Вы говорите, важно, чтобы государство могло быстро реагировать. Но те инструменты, которые есть у вас, – это всё очень долгий процесс, правильно? За 24 часа вы расследование не проведёте. А когда вы его завершите, цена уже устоялась, и потребители понесли потери.

– Сам по себе инструмент расследования – антитрастовый инструмент, его задача просто наказать виновного. А когда мы говорим сговор – это десятки предприятий. Какой смысл от того, что мы накажем десятки предприятий, на которых работают тысячи людей? Абсолютно никакого. Там применяется мягкий инструмент – анализ рынка и уведомление. Мы проанализировали и увидели, что у одного тренда на повышение есть обоснованная база, а у другого – нет. Например, если у тебя долгие годы была рентабельность 15, 20, 25%, и тут вдруг резко ушёл на рентабельность 50-60% – пожалуйста, верни на место это всё, снизь цены. Да, повышение цен состоялось, но по крайней мере лишнюю спекулятивную составляющую мы убрали. Да, мы не штрафуем субъекты рынка, но рост цен мы замедляем. Это самое главное, потому что когда идёт спекулятивный рост цен, дальше он становится неуправляемым. Если ты хочешь остановить этот тренд, нужно работать в этом направлении целенаправленно. Мы начали 8 расследований на рынке социально значимых продуктов. И эти расследования мы не остановим.

– Какие приоритетные задачи вы ставите перед агентством на следующий год?

– Мы сейчас занимаемся ключевой инфраструктурой, уже разработан законопроект по развитию конкуренции. Что такое ключевая инфраструктура? Это те объекты инфраструктуры, без доступа к которым нет возможности развивать свой бизнес. Поэтому жилые комплексы привязаны к определённым операторам связи, домофонным компаниям, организациям по вывозу мусора, лифтовым компаниям и так далее.

Мы много лет занимались законодательством вместе с Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), и в законопроекте взяли за основу доктрину ключевой инфраструктуры. Главный принцип этой доктрины: если ты обладаешь инфраструктурой или объектом, без которого другой бизнесмен не может работать, то ты обязан ему предоставить доступ, но при наличии некоторых условий. Первое: такое требование будет только в случае, если владелец объекта инфраструктуры занимает доминирующее положение. Второе: должна быть определённая плата за доступ, то есть владелец должен иметь за это какой-то профит, должна быть транспарентность.

Со следующего года в рамках нацпроекта совместно с уполномоченным органом в сфере естественных монополий мы начнём работу по устранению дифференциации цен на электроэнергию по всей стране. То есть как сегодня платят по разным тарифам физические, юридические лица – это всё мы будем убирать. Это нужно, чтобы конкуренция на рынке электроэнергии началась. И не только на рынке электроэнергии, мы начнем дерегулировать цены на лекарственные средства.

– А конкуренция на рынке электроэнергии между кем и кем? Это же монополисты.

– Между энергоснабжающими организациями. Ситуация там достаточно простая. У нас заходит электроэнергия в город Нур-Султан по средней цене, пускай это будет, условно, 14 тенге. Допустим, населению делается тариф 10 тенге, юридическим лицам – 16 тенге, а бюджетным организациям – 25 тенге. Это и называется дифференциация. В результате бюджетные организации и юридические лица становятся самыми привлекательными. На рынке Нур-Султана действуют 8-10 энергоснабжающих организаций: одна крупная – "Астанаэнергосбыт" и много мелких. Эти мелкие организации у "Астанаэнергосбыта" каждый год забирают крупных потребителей. Предлагают немного ниже тарифы за счёт того, что заключают прямые договоры с ГРЭС-1, с крупными станциями, и поставляют дешевле. "Астанаэнергосбыт" в такой ситуации к концу года считает баланс, у неё убыток, поэтому компания приходит в тарифный орган и говорит: компенсируйте мне убытки от дифференциации. Имеет право по закону. Убыток компенсируется, и в итоге средний тариф становится не 14, а 15, а для населения – не 10, а 11. Желая помочь населению, мы ему делаем хуже.

Что мы предложили? Сделать для всех – физических, юридических и бюджетных организаций – единый тариф. Те, кто могут, будут платить по среднему тарифу, как во всём мире. Для социально уязвимых групп населения будет минимальная цена, которую они обязаны платить, а разница между минимальной и средней ценой будет компенсирована за счёт жилищной помощи. К чему это приведёт? Во-первых, электроэнергией не будут отапливаться крыши частных домов, дорожки в садах, не будут целыми днями включены телевизоры, свет везде в комнатах. Международный опыт показывает, что поэтапное повышение стоимости электроэнергии компенсируется за счёт мер по энергоэффективности. Но энергоэффективность невозможно сделать при низкой цене на электроэнергию. Когда все на рынке станут равны, энергоснабжающие компании будут бороться за микрорайоны, чтобы поставлять энергию. В развитых странах потребители могут сами выбрать поставщика, причём сделать это можно онлайн. Мы сейчас эту систему смены поставщика прорабатываем с казахстанским оператором рынка электрической мощности. До 2025 года дифференциацию по электроэнергии по стране уберём, и у нас рынок станет конкурентным. И энергоснабжающие организации будут биться за каждого клиента.

С законопроектом по развитию конкуренции мы вносим изменения в законодательство, по которому станции будут продавать электроэнергию на организованных торгах. Сейчас на торгах продается 1%, мы до 2025 года хотим поднять до 30%. Мир работает так.

То же самое – на рынке лекарственных средств. У нас зарегулированы все лекарственные средства. В результате, даже если цена достаточно низкая, но предельный уровень высокий – поставщики, производители ставят высокую допустимую цену. Пример – цены на маски. Когда мы начали работу на этом рынке, маски стоили 118-120 тенге. Убрали регулирование – и цена на маски не изменилась, по-прежнему стоят 20-25 тенге.

– По рынку лекарственных средств я прекрасно понимаю, как это должно работать. Но по рынку электроэнергии – вы понимаете, каково будет пенсионерам или людям, которые получают среднюю зарплату?

– Ну кто сказал, что мы не думаем об этих людях? Я же вам объяснил: институт жилищной помощи и сейчас работает. Более того, мы с профильным министерством ведём работу, чтобы этот институт работал не по запросу потребителя, как сейчас, а наоборот, по направлению, чтобы государство вычисляло людей, которым жилищная помощь нужна, и сразу направляло им на лицевые счета. Это достаточно просто вычисляется по пенсионке. Государство в год тратит 20 млрд, чтобы бюджетные организации за дифференциацию не платили. Расходы малого, среднего бизнеса составляют 31 млрд. Итого 51 млрд. А на жилищную помощь сегодня выделяется 1 миллиард тенге.

– Но жилпомощью пользуются не все. Установлен порог получения помощи, бюрократические процедуры многих останавливают.

– Эти вопросы нужно отрабатывать. Понимаете, это же всё вещи считаемые. Мы посчитали, что в среднем у нас в год с 1 млрд до 1,6 млрд тенге вырастет жилищная помощь. Но на другой стороне весов – 20 млрд бюджетных, которые мы платим за электроэнергию. И 31 млрд, которые малый и средний бизнес переплачивает. Мы хотим, чтобы в этой стране что-то развивалось или так и будем грузить своих бизнесменов?

Во всех развитых странах мира физические лица платят больше, чем юридические. Как бы это странно ни звучало, но это так, население платит больше, чем бизнес. Потому что бизнес платит налоги, которые позволяют государству свою социальную задачу выполнять.

Если по-другому вопрос не ставить, то тогда эта дифференциация нас до добра не доведёт. В ближайшем будущем мы потеряем генерирующие мощности, сети. Завтра начнутся срывы, провалы рынка.

– Вопрос в том, кто может получить эту жилищную помощь. А там довольно много ограничений.

– Эти вопросы должны решать социальные министерства. Вы меня спросили сейчас, какие основные меры по конкуренции мы готовы принимать. Есть два варианта. Двигаться вперёд – да, будет жёстко, но по крайней мере из этого жёсткого что-то получится завтра. Либо давайте оставим всё как есть, и через 20 лет будем говорить: что мы за страна такая, ничего толкового сделать не можем. Речь же сейчас идёт об этом.

Сейчас время перемен. Мы убираем три вещи: ограниченный доступ к ключевой мощности, кривое ценообразование и фаворитизм в стране. Если мы уберём эти три вещи, то остальное само выправится.

Мы строим новую конкурентную политику, которая за собой тащит всё остальное. Она как локомотив. Необходимо будет и политику энергоэффективности пересматривать, и социального обеспечения, и так далее. Критики в наш адрес достаточно много будет. Ну и что? Теперь не делать, что ли? Да, будут проблемы, но эти проблемы должны решать соответствующие профильные министерства. 51 млрд тенге экономии в год только за счёт экономии на бюджетных организациях и того, что малый и средний бизнес не платит вот эту повышенную оплату. А ещё там есть тепло, газ, вода, канализация. Считайте свои доходы. И дайте людям нормальную плату. Чтоб они могли платить. Вот и всё, весь разговор.

Читайте также:

Популярное в нашем Telegram-канале