Лечение рака в Казахстане. Чего не хватает отечественной медицине, чтобы быть не хуже израильской

1 октября 2023 года лучшие выпускники медицинских вузов Казахстана стали участниками международного образовательного проекта в сфере онкологии и онкогематологии IPSM. Из 300 претендентов приёмная комиссия отобрала 20 лучших молодых специалистов, готовых вновь учиться ближайшие два года. Будущие врачи переехали в Астану с семьями, чтобы учиться лучшим мировым практикам.

Руководитель проекта Илья Фоминцев в интервью Informburo.kz рассказал о сверхидее IPSM (International healthcare equity agency – Международное агентство по обеспечению справедливости в здравоохранении) и причинах отставания казахстанской онкологии от достижений мировой медицины.

– Илья, чем израильская онкологическая медицина лучше, чем в других странах?

– Технологии плюс-минус одинаковые везде. Оборудование для хирургии, лучевая терапия, препараты для химиотерапии примерно те же самые. По моему мнению, разница в общем образовании медицинского персонала.

Понимаете, научиться медицине нельзя по Google. Если бы это можно было сделать, то и учиться не надо было бы. Кроме того, в медицине есть важнейшие врачебные решения, вопросы обеспечения безопасности пациента, которые могут и не касаться напрямую заболевания.

К примеру, пациента прооперировали, убрали опухоль. Но его будут преследовать потом осложнения, те же внутрибольничные инфекции. Поэтому специалистам надо уметь бороться, делать всё возможное, чтобы человек выживал после лечения.

Так вот в израильской медицине выживаемость гораздо выше из-за качества лечения, ухода и общей безопасности. Ещё один важный момент – медсестринская служба. Здесь она гораздо более важная, чем на всём постсоветском пространстве.

В советской медицине, которая была устроена несколько по-военному, есть высший медицинский персонал, это врачи, и средний персонал – медсёстры. Так вот, советские медсёстры – это бессловесные исполнители, которые ценятся за то, что по указанию врачей всё делают вовремя. Как только медсестра начинает принимать самостоятельные решения, она уже не молодец в представлении советской школы.

Однако в передовых странах медицинский персонал – не высший и не средний. Специалисты самостоятельно принимают решения, хотя и согласовывают их друг с другом. И это правильно.

Медсёстры являются самостоятельной единицей, занимающейся обеспечением безопасности пациентов. Так происходит в лучших клиниках мира, включая израильские, и это сильно влияет на качество лечения.

– Вы пришли в Казахстан с образовательным проектом в сфере онкологии и онкогематологии. Какое значение этот проект может иметь для отечественной медицины?

– Я надеюсь, что проект в Казахстане станет постоянным. Очень надеюсь также, что он перерастёт в университет, когда выпускники начнут отдавать полученные знания в том числе и как преподаватели. Это гранд-план проекта.

Дальнейшее развитие проекта связано не только с онкологией, но и с другими специальностями.

Сейчас мы набрали 20 врачей. Они окончили университет, прошли ординатуру, некоторые – резидентуру. Теперь они будут учиться по проекту два года. Для них это постдипломное образование. Каждый год будет происходить набор слушателей для нашего проекта. Поэтому примерно через пять-шесть лет мы выпустим около ста человек. Это примерно 20% онкологов Казахстана, очень значимое для Казахстана количество специалистов.

– Подобные проекты есть на постсоветском пространстве?

– Мы начинали в России девять лет назад. Проект назывался "Высшая школа онкологии". Этот проект там бы и остался, если бы не начавшиеся военные действия России в Украине. По этой причине многие уехали из России. Я перебрался в Израиль, основал здесь международный фонд. И теперь хочу запускать такие проекты в разных странах, как минимум – во всех республиках бывшего СССР. Проблемы медицинского образования на территории постсоветских стран очень схожи. Советское наследие никуда не делось.

Я сам долгое время работал хирургическим онкологом. Но однажды понял, что без образования в сфере профилактики и лечения раковых заболеваний мы далеко не продвинемся, поэтому и стал инициатором создания фонда. В начале проект развивался на энтузиазме, потом стал достаточно профессиональным, со всеми признаками школы. Мы за девять лет больше 120 специалистов в России выпустили. По моему мнению, это высокообразованные врачи, элита онкологии России.

Такое обучение бесплатное для самих специалистов, мы сами ищем спонсоров. Мы считаем, любая плата за обучение – это ценз для талантов. В Казахстане нас поддерживает холдинг EA Group. Талантливые люди ведь есть и среди богатых, и среди бедных с равной частотой.

– Только одни могут заплатить за своё обучение, а другие нет…

– И поэтому мы теряем талантливых людей из бедных семей, а таких в России (думаю, и в Казахстане тоже) подавляющее большинство. Есть множество талантливых людей, которые без таких образовательных проектов, как наш, никогда не получили бы достойного образования. И наша задача – сделать такое образование бесплатным. Для этого мы привлекаем спонсоров.

Израильские, западноевропейские, американские преподаватели очень дорогие, часто оплата их услуг почасовая. Образование одного слушателя в нашем проекте обходится примерно в 50 тысяч долларов. Это гораздо дешевле, чем Гарвард, но за счёт западных преподавателей гораздо дороже, чем обычный вуз.

Всё упирается в экономику. Если вы нанимаете схожих по качеству преподавателей, то получаете и соответствующее образование. Коллектив преподавателей организует весь учебный процесс. Они между собой обсуждают, как улучшить обучение, получается другой уровень образования. Лекций как формата обучения вообще нет в нашем проекте.

– Какой тогда формат?

– Первая задача, которая ставится перед программой, – это оценка того, что предстоит сделать, как мы поймём, добились мы успеха или нет.

Сейчас проходит исследование с участием медицинских социологов в Казахстане – с пациентами, властями, специалистами. Результатом социоантропологического исследования будет оценка потребностей каждой из социогрупп, чего они ждут от проекта. А мы заодно выявляем критерии, по которым поймём, что успешны. Сама программа обучения настраивается под эти цели, как и форматы обучения. Мы выявляем и описываем цели в виде врачебных компетенций, которых должны достигнуть резиденты школы.

Современное образование не строится в виде лекций. Легче включить радио в таких случаях или аудиокниги. Из лекций компетенции не вырастают. Существуют форматы тренингов, журнальных клубов, семинаров, групповых разборов реальных кейсов, самостоятельной работы.

На тренингах обучают в том числе коммуникациям с пациентами. Профессиональный актёр (так называемый симулированный пациент) разыгрывает типичные ситуации, какие бывают с онкобольными. Например, реакции на озвучивание диагноза. Это одна из эффективнейших форм обучения коммуникациям с пациентами. Симулированный пациент может плакать или вести себя агрессивно…

– Это ж надо так над будущими врачами издеваться…

– Если мы не будем издеваться над будущими врачами, они начнут потом издеваться над пациентами. Это очевидно.

Обучают лучшим практикам израильские и американские специалисты. Преподаватели могут присутствовать очно или на удалёнке, а вот учиться слушатели должны вместе. Основную часть времени студенты проводят в клинике.

У проекта есть казахстанские клинические кураторы, которые согласились работать со слушателями проекта, готовы тратить своё время и обучаться тому, как обучать других. С кураторами, в свою очередь, работает методолог из Америки. Это полноценная программа резидентуры, которая позволяет контролировать и клиническую, и неклиническую часть обучения.

– В Казахстане, судя по всему, серьёзные проблемы с регистрацией пациентов. Это то, что нужно менять. Поэтому опираться на официальную статистику почти невозможно. Могу судить только косвенно. Во всём мире тренд на то, что количество раковых заболеваний находится на одном уровне. Количество заболеваний и смертности в некоторых странах даже падает. В России примерно так же, как и во всём мире. В Казахстане мы не знаем, потому что нет уверенности в существующем канцер-регистре.

Ощущение, что вокруг растёт рак, – это только наше с вами ощущение. По той причине, что у нас возраст такой. В возрасте от 40 лет начинают болеть наши знакомые, знакомые наших знакомых. Понятно, что мы обращаем внимание на свой социальный круг. Поэтому на свои ощущения опираться не стоит.

Наконец, при Советском Союзе тема рака была табуирована, об этом не принято было говорить. Вплоть до того, что люди и сами не знали, чем болеют. Сегодня эту тему свободно обсуждают даже в соцсетях.

– Существует же общемировая статистика на этот счёт…

– Конечно, есть замечательный проект Globocan – "Рак на пяти континентах". Это исследование, которое сводит воедино данные канцер-регистров разных стран и регионов. Статистика, запущенная по линии Международного агентства по изучению рака, доступна в интернете с самыми свежими данными.

Наблюдается рост рака молочной железы, шейки матки, колоректального рака. Падает рак желудка и рак лёгких.

– Что нужно предпринять в казахстанской онкологии, чтобы поднять уровень медицины? Что бы вы сделали, чтобы изменить ситуацию кардинально?

– Я бы точно начал со статистики, наладил бы качество канцер-регистра. Как минимум провёл бы аудит. Потому что без неё другие шаги реформирования этой сферы будут невнятными. Без этого непонятно, как меняются показатели смертности, заболеваемости, успешности лечения. Если у вас нет статистики, то у вас нет зрения.

Возможно, те цифры, что показывает казахстанская статистика, правдивы. Но у меня есть подозрение, что нет. И оно у многих есть, и, стало быть, в условиях недоверия данным очень сложно принимать решения. Предполагаю, что количество больных, зарегистрированных в Казахстане, минимум в два раза меньше на долю населения, чем должно быть. Чем в той же соседней России, к примеру. Не может быть такой разницы в статистике между государствами одного региона.

Второе, что бы я стал налаживать, это службы патоморфологии. Это то, в чём нуждается качественное лечение. В беседах с казахстанскими онкологами я слышал, что многие сильно сомневаются в качестве диагностики.

Патоморфология – это метод диагностики, который даёт ответ на вопрос, какая опухоль у человека. Это научно-прикладная дисциплина, которая изучает патологические процессы при помощи исследования изменений в клетках, тканях и органах.

Кроме того, патоморфология контролирует качество лечения и постановку точного диагноза. Это ключевой момент в онкологии, без него вообще нельзя приступать к лечению. Если диагностика неважная, то непонятно, по какой схеме врач будет лечить пациента.

Необходимо налаживать постоянное взаимодействие клинических и лабораторных врачей с тем, чтобы они общались на одном языке, принимали решения совместно. Наш образовательный проект рассчитан в первую очередь на клинических специалистов. Не получилось набрать в этом году патоморфологов. Но мы точно будем этим заниматься в ближайшем будущем. Вокруг проекта будут появляться специалисты, которые понимают значимость этого всего и точно будут укреплять связку морфологии и клиники.