Как Казахстану не дали распорядиться советским ракетным наследием

25 лет назад с Байконура произошёл первый и успешный пуск украинской ракеты-носителя (РН) "Днепр". Последний (и тоже успешный) пуск ракеты состоялся в марте 2015 года уже с российского космодрома, созданного специально под пуски "Днепров", – базы "Ясный". Кстати, 20 июня 2014 года именно эта ракета-носитель вывела на орбиту 33 космических аппарата, в их числе – казахстанский спутник дистанционного зондирования Земли среднего разрешения KazEOSat-2.

Эксперт в сфере космонавтики, генеральный конструктор компании Aspire Space Technologies, в прошлом руководитель Агентства космических исследований Казахстана (1991–1993 годы) Сергей Сопов рассказал Informburo.kz, как реализация программы пусков этих ракет могла дать мощный импульс развитию казахстанской космической отрасли и почему этого не произошло.

– Сергей Алексеевич, так случилось, что вы были не просто свидетелем, но и активным участником изменения статуса космодрома "Байконур" с советского на казахстанский. Думаю, что не всё проходило так гладко, как об этом часто пишут в книгах.

– Развал СССР вызвал необходимость организации Агентства космических исследований Казахстана, которое я возглавил и которое должно было заниматься вопросами перевода космодрома в собственность республики. Местом основного размещения для руководства Агентства определили помещения бывшего Министерства общего машиностроения на площадке №112.

Распад большой страны отражался и на "Байконуре", ситуация была очень сложной. Происходил повальный грабёж оборудования, находившегося на космодроме. Предприятия и их экспедиции старались вывезти по максимуму всё, что оставалось в их ведении, понимая, что рано или поздно всё это будет национализировано Казахстаном. Безвластие. Это слово, пожалуй, очень точно характеризует то время. Единственное, что как-то создавало опору и придавало видимость власти – это вооружённые силы.

Пятый полигон Минобороны (так называли "Байконур" военные. – Ред.) в то время включал 79 войсковых частей, 8 научно-испытательных управлений. Здесь трудились десятки тысяч военнослужащих. Полигон относился к вооружённым силам СНГ, но все понимали, что это временно.

Из должностных лиц республики, которые как-то отвечали за дальнейшую судьбу космодрома, кроме меня, не было никого. Мне удалось тогда наладить деловые отношения с заместителем начальника космодрома генералом Алексеем Шумилиным, начальником третьего центра полковником Александром Ковалёвым (с которым до сих пор находимся в дружеских отношениях), начальником ВЦ полковником Сергеем Дмитриевым, директором филиала завода "Прогресс" Григорием Сонисом.

Нам удалось наладить связь и с первым секретарём горкома КПСС Ленинска Владимиром Савченко, который со своим аппаратом сыграл огромную роль в преодолении хаоса и всеобщего воровства. С его помощью организовали таможенный пост на железнодорожной станции Торетам (станция расположена в одном километре от границы города Байконура. – Ред.) и установили относительный контроль за вывозом оборудования и техники.

Все понимали, что дальнейшие перспективы космодрома нужно обсуждать с Россией, так как только у неё и у Украины оставались интересы на космодроме. Поэтому я решил найти хоть кого-то, кто в РФ отвечает за космос.

В начале ноября через дежурного по Москве я связался с Олегом Лобовым (он тогда исполнял обязанности председателя правительства РСФСР). Представился и спросил, с кем в РФ я могу контактировать по вопросам дальнейшей судьбы космодрома. На что получил обескураживающий ответ: "Вы там в Казахстане фигнёй занимаетесь. Создали своё министерство, вот и занимайтесь. Нам не до вашего космодрома. Решайте с военными".

– И как с военными? Удалось что-то решить?

– В январе 1992 года у меня состоялась встреча с командующим космическими войсками СССР генерал-полковником Владимиром Ивановым. Мы быстро и чётко обсудили все вопросы взаимодействия республиканских властей и вооружённых сил. Благодаря этому военно-строительные части, дислоцированные на космодроме, были переподчинены из Минобороны Казахстана в ВС СНГ.

Между тем надежды на быстрые изменения в организационном плане не сбылись. Всё утонуло в бюрократических согласованиях. В январе 1992 года я уволился в запас из рядов ВС СССР и уехал в Алма-Ату. Там по совету помощника президента РК Владимира Крупенёва и вице-премьера Олега Сосковца была создана частная аэрокосмическая корпорация "Коском", которая, собственно, и стала идеологическим центром казахстанского космоса. Главным конструктором корпорации и председателем Совета директоров стал главный конструктор "Энергия-Буран" Борис Губанов, президентом избрали меня.

– Едва получивший независимость Казахстан тоже участвовал в решении вопросов, связанных с демилитаризацией советского наследия. Как это происходило на "Байконуре"?

– Да, в Казахстане возникла проблема конверсии боевых ракетных комплексов, находящихся на её территории. Борис Губанов и Станислав Ус из днепропетровского КБ "Южное" приехали ко мне в Алма-Ату и предложили создать такой комплекс на базе межконтинентальных баллистических ракет 15А18м, снимаемых с боевого дежурства. Коммерческие пуски этих ракет в космос одновременно становились способом их ликвидации.

В Казахстане располагались две ракетные базы стратегических ракет. Во-первых, 38-я ракетная дивизия, расквартированная в городе Державинске. Дивизия была укомплектована тяжёлыми ракетами РС20 (15А18М), в её состав входили 8 ракетных полков: 7 по 6 ПУ (пусковых установок) и один полк с 10 ПУ. Во-вторых, 57-я ракетная дивизия имела в своём составе 8 ракетных полков: 7 полков по 6 пусковых установок ракет и один полк с 10 ПУ. На боевом дежурстве находились также РН 15А18м, принадлежавшие дивизии, расположенной в посёлке Жангиз-Тобе Семипалатинской области.

Так вот идея с конверсией нашла поддержку у президента Назарбаева. Он поручил нам проработать вопрос и доложить о технической реализуемости. В очень короткие сроки был технически разработан проект казахстанского ракетно-космического комплекса РС-20К. С командующим российских ракетных войск стратегического назначения (РВСН) генералом армии Игорем Сергеевым был согласован порядок осуществления коммерческих пусков РС 20К с площадки №109 космодрома "Байконур". В качестве полезной нагрузки для первого пуска предполагалось использовать спутник, мишень для одновременной калибровки средств ПВО или габаритно-весовой макет.

Мы провели переговоры с заказчиком пусковых услуг – компанией Israel Aerospace Industries. До заключения коммерческого контракта требовалось провести первый тестовый пуск для подтверждения технических характеристик ракетного комплекса. Основанием для его проведения должно было стать постановление правительства. И снова – пустые хлопоты, хотя в техническом плане всё было готово.

Для реализации целевой задачи НПО имени Лавочкина проработало вопрос создания универсальной космической платформы, на базе которой планировалось развёртывать орбитальные производственные комплексы. Так вырисовывался коммерческий ракетный комплекс на базе стратегических РС-20, стоящих на боевом дежурстве на территории Казахстана.

– Насколько реально космический проект можно было реализовать без участия России?

– РФ к его созданию не имела отношения от слова совсем. Шахтные пусковые установки и командный пункт принадлежали Казахстану, разработка и документация – Украине (завод-изготовитель "Южмаш", разработчик КБ "Южное"). Предполагалось 50 ракет после сокращения 57-й и 38-й ракетных дивизий передать Казахстану для доработки под коммерческий комплекс РС-20К. Расчёты планировали выставить украинские.

Оставались вопросы контроля за реализацией программы, где физически размещать РН. Всё это находилось в процессе обсуждения и не имело нерешаемых проблем. Кроме 50 РН, предполагалось модернизировать ещё четыре новые, не стоящие на боевом дежурстве, которые находились на "Южмаше". Уверен, этот комплекс до сих пор бы использовался Казахстаном как коммерческий, если бы задуманное удалось реализовать.

– Что мешало осуществлению проекта?

– Многие замечательные проекты имели один очень существенный недостаток – отсутствие финансирования. Меня принял Нурсултан Назарбаев, и на письме появилась резолюция с поручением Минфину обеспечить финансирование.

К министру я зашёл в приподнятом настроении, а вышел с пониманием, что никто денег под это не даст. При этом замминистра финансов, глядя на моё расстроенное лицо и откровенное разочарование, подсказал: "Для того чтобы обеспечить финансирование казахстанских космических проектов, необходимо создать в рамках Минфина спецсчёт, продать какое-нибудь ненужное имущество, зачислить деньги на спецсчёт и финансировать из него проекты".

Оставалось дело за малым: найти что-нибудь ненужное, при продаже которого ни с кем не будет трений. Я отправился в Министерство обороны Казахстана, зашёл к замминистра генералу Валерию Сапсаю за советом. И он подсказал.

В то время на базе в Талды-Кургане скопилось много самолетов Миг-21, которые были бесперспективны для боевой авиации. Так идея финансирования начала обретать реальные очертания. Любая продажа вооружения требовала постановления правительства, разрешающего эту сделку и описывающего все нюансы, включая зачисление денег от продажи.

И за этим дело не стало. Вышло специальное постановление казахстанского правительства о продаже 16 истребителей-перехватчиков Миг-21. Всё случилось очень быстро и неожиданно даже для меня.

Совершенно отчаявшись от бессмысленного хождения по властным коридорам, я сидел в кабинете госсоветника Каирбека Сулейменова. К нему неожиданно зашел вице-премьер Акежан Кажегельдин. Я вновь рассказал суть проблемы. Он попросил у меня проект постановления, и уже через три дня мне передали подписанный документ. В то время я чувствовал, как все, кто знал, чем я занимаюсь, искренне и бескорыстно помогали чем могли. Все они хотели иметь свой казахстанский космос. Далеко не всё тогда, как сегодня, измерялось деньгами и личной выгодой.

В те годы я познакомился и с нынешним президентом Касым-Жомартом Токаевым, который в то время занимал должность заместителя министра иностранных дел. Мы близко познакомились во время официального визита в Казахстан делегации американской компании Aerojet по вопросам конверсии ракет РС-20К. Он лично принял их, а потом представил нас вице-президенту Ерику Асанбаеву.

Потом мы встречались с господином Токаевым на конференции по разоружению в Алма-Ате, были в составе делегации во время официального визита Назарбаева в Украину к Леониду Кравчуку. К слову, тогда был подписан межгосударственный договор по космосу, основное назначение которого было – легализация проектов по РС-20К. Кстати, из Киева делегация улетела в Днепропетровск на "Южмаш", где директор завода Алексеев и главный конструктор Конюхов показывали Назарбаеву РН РС-20.

Вместе с тем любые проекты, теоретически возможные к реализации на "Байконуре", всегда останавливались в силу неопределенного статуса космодрома, в первую очередь – в правительстве Казахстана.

Основная проблема, стоявшая в тот момент перед правительством молодой республики, заключалась в решении вопроса: что делать с основными фондами космодрома, которые с развалом СССР оказались никому не нужными. Тогда и появилась идея организации на базе этих комплексов космопорта "Байконур". Мы хотели предлагать стать участниками проекта всем странам, желающим развивать национальные космические программы без гигантских вложений в наземную инфраструктуру. Для этого была сформулирована идея организации на базе основных фондов космодрома международной космической организации "Международный космопорт "Байконур".

– Как это выглядело бы в реальности?

– Организационной формой деятельности международного космопорта мог стать международный консорциум, осуществляющий свою деятельность на основе Устава ООН и международных соглашений, обеспечивающих специальный статус космопорта. Этот статус должен гарантировать всем членам ООН свободный доступ к космическому пространству за исключением вывода в космос оружия или элементов национальных космических систем, используемых в военных целях. Страны – участницы проекта подтверждают, что возможности космопорта не будут использоваться во вред третьих стран, а также в военных целях.

Договор о создании и использовании космопорта предполагалось сделать открытым для всех желающих. Президенту Назарбаеву идея понравилась, он пообещал, что готов её лично согласовать с главами стран Юго-Восточной Азии.

– Что-то ещё удалось сделать для реализации такого масштабного проекта?

– После того как была определена позиция Казахстана в части тех комплексов, что не входили в интересы России, оставалось решить, что делать с теми, которые России необходимы. В итоге приняли решение о передаче их в аренду. Для реализации идеи указом президента РК на базе частной корпорации "Коском", предприятий и сооружений космодрома "Байконур", являющихся собственностью Казахстана, и была создана государственная аэрокосмическая компания "Коском".

На аэрокосмическую компанию возложили разработку и реализацию аэрокосмических проектов путём регулирования имущественно-хозяйственных отношений, эффективной и рациональной эксплуатации основных объектов космодрома "Байконур", включая создание на базе межконтинентальной баллистической ракеты РС-20 казахстанской ракеты-носителя.

Президентом компании вновь назначили меня, генеральным конструктором – Бориса Губанова.

Таким образом договор аренды Российская Федерация должна была заключать не с государством, а с субъектом хозяйствования, который был более гибок. Работа над проектом договора аренды с российским космическим агентством проходила в условиях конфликта.

РФ ни при каких обстоятельствах не хотела допустить самостоятельности Казахстана в космической области. Надо отметить, что и в рядах высших чинов правительства Казахстана они нашли поддержку. Это, собственно, и привело в итоге к подписанию того договора аренды «Байконура", который Казахстан имеет сейчас. Уверен, сегодняшние проблемы космодрома были заложены еще в 1994 году.

Активно поддерживал меня руководитель космического агентства Казахстана Токтар Аубакиров, тогдашний госсоветник Каирбек Сулейменов, вице-премьер Акежан Кажегельдин, председатель КНБ генерал-лейтенант Булат Баекенов, руководители профильных управлений аппарата президента РК.

– А кто был в числе оппонентов?

– Против выступали не менее влиятельные лица – вице-премьер Галым Абильсиитов, министр финансов Еркешбай Дербисов. Премьер-министр Сергей Терещенко был скорее на их стороне. Дело дошло до того, что в январе 1994 года на совещании у президента Казахстана по вопросам космоса Абильсиитов лишился должности вице-премьера.

При этом он сохранил кресло министра науки и новых технологий. Более того, премьер Сергей Терещенко включил его в рабочую группу переговоров с РФ по аренде космодрома. Согласованный вариант договора аренды по существу передавал в аренду России всё, что связано с пусками РН "Протон" (левый фланг космодрома), пилотируемыми полётами и пусками РН "Союз", плюс все комплексы тяжёлой МТКС "Энергия-Буран".

Казахской стороне оставались пусковые установки для обеспечения пусков коммерческого комплекса РС-20К и всё, что было связано с обеспечением пусков украинской РН "Зенит" с площадки №45. Средства от аренды должны были поступать в бюджет Казахстана для целевого финансирования проектов космического агентства.

Но Абильсиитов всё-таки умудрился торпедировать республиканский вариант и протолкнуть в последний момент несогласованный казахстанской стороной договор аренды (в нынешнем виде).

Интересная деталь. После подписания договора аренды Абильсиитов ушёл из правительства и занялся бизнесом.

Сдача космодрома России положила конец попыткам создать казахстанский ракетный комплекс. Впоследствии проект казахстанского РС-20К, практически реализованный, превратился в совместный российско-украинский проект РН "Днепр" без участия Казахстана. Затем РН "Зенит" стала базовой ракетой для проектов "Наземный старт" и "Морской старт". Но Казахстан никакого отношения к этим проектам уже не имел.

Так бесславно закончилась попытка республики реализовывать собственную независимую космическую программу.