Анна Берсенева. "50 оттенков серого" меня не увлекли!"

Если неискушённому читателю назвать имя Татьяны Сотниковой, большинство лишь недоумённо пожмёт плечами. Но стоит объяснить, что Татьяна давно пишет под псевдонимом "Анна Берсенева", и те же люди начнут сыпать восторженными отзывами, поскольку Берсенева давно и прочно вышла на рынок отечественной литературы и по праву считается одной из лучших писательниц России. Кроме этого в заслуги Берсеневой можно записать громкий успех сериала "Орлова и Александров", где она была автором сценария вместе с супругом, а также то, что именно она много лет назад дала путёвку в жизнь писательнице Дарье Донцовой.

Её книги – это история целых поколений в различных жизненных ситуациях, не надуманные, не наигранные, наполненные искренностью и подлинными чувствами, – тем, что делает из Берсеневой звезду номер один в жанре современного женского романа.

– Анна, у вас огромный опыт написания романов о любви, причём романов вкусных, отличных от большинства и совершенно не похожих на смехотворные творения о графинях и садовниках. Существует ли какой-то рецепт, как написать отличный роман о любви и не скатиться в пошлость?

– Вкусными я бы ничьи книги не назвала. Это только о еде можно сказать, по-моему. А рецептов в творчестве не существует вообще. Когда ты начинаешь работать над текстом (картиной, спектаклем и тому подобным), начинает работать твоя личность. Всё, что ты уже прочитал, пережил, подумал, почувствовал к тому моменту, когда работа началась. Имитировать всё это невозможно, приобрести по инструкции – тоже. Так что нет рецептов, нет.

– Ваши книги довольно откровенны, изобилуют постельными сценами, но при этом вы умудряетесь балансировать на грани, не скатываясь в откровенное порно. Читали ли вы книгу "50 оттенков серого", и если да, что думаете о ней?

– Я бы не сказала, что мои книги изобилуют постельными сценами. Их не больше, чем это необходимо, для того чтобы описываемое в книге общение людей, любящих друг друга, воспринималось читателем как реалистическое, а не гипотетическое. Писать такие сцены нелегко по единственной причине: в русской литературе, в отличие от англоязычной, да и литературы на других языках, итальянском, например, просто нет соответствующей лексики, которая находилась бы в рамках именно литературы, не переходя в медицинский формат. Это всегда создаёт трудности для переводчиков. А выдумывать эвфемизмы в этой сфере – крайняя пошлость. Но поскольку я пишу не о физиологической стороне любви, а просто о любви, обо всех её проявлениях, удаётся обходиться обычной литературной лексикой. "50 оттенков серого" я начинала читать, но книга эта меня не увлекла никакой своей беллетристической составляющей – ни сюжетом, ни характерами. Но ничего не имею против того, что она увлекла большое количество других людей. У каждого свои ожидания от книг.

---

---

– Меня откровенно впечатлила ваша книга "Опыт нелюбви". И если говорить о героинях ваших коллег по перу, то героини Устиновой часто не слишком красивы, с лишним весом, в ожидании принца, героини Донцовой – легкомысленные и неунывающие дамы средних лет, у Поляковой – это красавица-авантюристка, непременно влюбляющаяся в плохого парня. Если искать общую черту героинь Берсеневой, то это…

– У моих героинь нет общей черты. Я пишу о людях – и героинях, и героях – разных во всех отношениях: по характеру, по возрасту, по социальному положению, по взглядам на жизнь. Единственное, что их объединяет – человеческая содержательность. Это я не для того говорю, чтобы себя как автора похвалить, а только для того, чтобы объяснить, что просто не могу писать о людях, которые ничего собой не представляют как личности. Мне неинтересно было бы о таких писать. Так что – содержательные личности, только они. А уж какой у них вес и в кого они влюбляются, это не задаётся как условие.

– Кстати, о Донцовой. В своей автобиографии она рассказывала, что путёвку в жизнь дали ей именно вы, оценив одну из первых книг. Довольны ли вы, что, образно говоря, выпустили из бутылки этого джинна, и не возникало ли у вас писательской ревности к успеху Дарьи Аркадьевны?

– У меня в принципе не возникает писательской ревности ни к кому. Я радуюсь, когда появляются интересные авторы в любом жанре. Я же не только писатель, но и активный читатель, мне интересные книги как воздух нужны! Ну а рукописи Донцовой я прочитала когда-то как рецензент издательства "Эксмо", и мне сразу стала очевидна витальная сила этого автора. Она проявлялась, в том числе, через юмор. Так что я очень рада, что смогла обратить на Донцову внимание издателей.

– Вернёмся к "Опыту нелюбви". Героиня этой книги умна, но при этом неустроенна, и некрасива. Если говорить о ваших героинях, то, кажется, вы сознательно уходите от темы роскоши и гламура. Вам интереснее простые люди? Почему бы, по примеру, коллег не сделать главных героев роскошными во всех отношениях?

– Роман "Опыт нелюбви" – вторая книга трилогии "Подруги с Малой Бронной". Герои этой трилогии переходят из книги в книгу, но в каждом романе главным становится кто-то один из них. Вот, в "Опыте нелюбви" Кира Тенёта – такая, какой я её описала. В других романах и героини другие. Но вообще у меня нет задачи делать их роскошными или бедными, простыми или знатными. Мне кажется важным то, о чём уже сказала: написать о людях, содержательных в личностном отношении.

– Вы являетесь образцом не только успешной, но и очень трудолюбивой дамы, ковавшей успех годами. Как часто вам приходилось слышать отказы на книги и сценарии?

– У меня нет опыта отказов в публикации романов. Как-то до сих пор удавалось убеждать издателей: то, что кажется важным мне, увлечёт и ещё некоторое число людей. Пока мы вместе с издателями в этом не ошибались. И особенно я им благодарна, кстати, за то, что они публикуют мои новые книги – а действие в них происходит здесь и сейчас – без оглядки на политические обстоятельства, без цензуры. Я пишу о происходящем сейчас так, как считаю нужным. Вообще-то это само собой разумеется, это записано в нашей Конституции. Но в реальности это не всегда так. Вот, у меня пока так.

Но сказать, что моя литературная биография катилась как по маслу, я не могу. В 1998 году, когда случился дефолт, "Эксмо" вообще закрыло все книжные серии кроме двух детективных. У людей просто не было тогда денег на книги, издательство не могло работать в убыток. Главный редактор предложил мне: напишите детектив – даже читать не буду, сразу в типографию. И, в общем-то, я могла бы написать детектив, я понимаю, как это сделать, много лет рецензировала детективы, у меня нет никакого предубеждения к этому жанру. Но мне хотелось писать то, что я пишу. И я решила дождаться, пока издательство выберется из кризиса. Четыре года пришлось ждать, между прочим.

Всё это время я не издавала ничего, занималась журналистикой. Что оказалось хорошо, кстати: я много ездила тогда в очень интересные командировки, встречалась с интереснейшими людьми. Так что эти годы даром не прошли, безусловно. Ну а сценарии я всё-таки пишу уже тогда, когда существует твёрдая договорённость с продюсерами, и я вижу, что они действительно намерены работать. Писать сценарии в пустоту – странноватое занятие, по-моему, они должны быть основой для кинопроизводства, а не средством самовыражения. Есть несколько сценариев, которые приняты, но пока не осуществлены как фильмы. Но, надеюсь, это дело времени. Если, конечно, нас всех в будущем ожидает время, а не безвременье, в которое мы скатились сейчас.

---

---

– Если говорить о труде, как вы относитесь к так называемой быстрой славе? Я имею в виду "мыльные пузыри" вроде героев реалити-шоу, пишущих мемуары о себе любимых и неплохо их продающие, кстати. В чём, на ваш взгляд, секрет их успеха? Пресловутая история узнаваемой обезьяны из телевизора?

– Если книга написана бессодержательным в личностном отношении автором, её успех развеется очень быстро. Да и вряд ли успех вообще будет, кстати. Читатели и телезрители – эти категории людей расходятся всё дальше и дальше. Следует поблагодарить за это телевидение, которое промывает мозги настолько, что уже буквально выжигает их, из-за чего телевизор намертво выключают люди, способные мыслить и читать.

– Одна из ваших самых ярких сценарных работ – сериал "Орлова и Александров", сценарий которого вы писали вместе с супругом Владимиром Сотниковым. Мне показалось, что изначально материала было гораздо больше и только тесные рамки эфира не позволили раскрыть историю одной из самых красивых пар кино глубже. Как вам работалось над этим проектом?

– Это была интереснейшая работа! Действительно материала было так много, что приходилось ограничивать себя возможностями экранного времени. Трудность была и в том, чтобы отделить правду от легенд, которых в биографии Любови Орловой половина, если не больше. Но главная трудность, с которой мы, надеюсь, справились, заключалась в том, чтобы наша любовь к этим героям (а она возникла во время работы над сценарием, безусловно), наше понимание масштаба их личностей, – чтобы всё это передалось зрителям. Вообще, мы с мужем вместе работаем только над сценариями, писательская манера у нас совершенно разная, прозу мы пишем по отдельности. И никаких проблем в случаях совместной сценарной работы не возникает. Кино же вообще коллективный труд, на всех его этапах. Поэтому возможна и совместная работа над сценарием, безусловно.

– Помимо "Орловой и Александрова" в вашей кинобиографии ещё несколько масштабных сериалов, например "Ермоловы". Не возникает ли у вас соблазна раз и навсегда завязать с литературой? Ведь сериалы оплачиваются лучше? Или же душа требует?

– "Ермоловы" – это экранизация моей трилогии, я рада, что появился этот телефильм, хотя не все в нём получилось так, как я написала в сценарии. Вообще же, когда меня спрашивают, что мне больше нравится – работать над книгой или над сценарием – то всегда ожидают ответа: конечно, над сценарием, ведь это лучше оплачивается. Но, представьте, конечно, над книгой. Это даже невозможно сравнивать, по-моему. Ты всегда знаешь, что сценарий станет только малой частью коллективного труда, что в него вмешается множество людей и что в итоге от него останется нечто лишь отдалённо похожее на написанное тобой. Так устроено кино, ничего с этим не поделать. А книга – только твоя. И чувства, что ты создаёшь мир, которого без тебя не было, – ничто не заменит.

– Когда книгу экранизирует, не только у автора, но и у читателя порой возникает диссонанс непопадания актёра в образ. Довольны ли вы тем, как были подобраны актёры на роли ваших персонажей?

– Не всегда, но в основном довольна. Мне в этом смысле везло.

– Совместное творчество не складывает с вас обязанности жены и матери? Не возникают ли ситуации, когда у вас в работе, скажем, постельная сцена, а над ухом дети просят обед? И что в такой ситуации делать? Ведь зачастую родные не слишком серьёзно относятся к работе писателя: что такого, сидит мать дома и тюкает по клавишам…

– Наши сыновья всегда очень уважительно относились к работе родителей. И всегда вели себя очень самостоятельно, даже в раннем возрасте. Конечно, бытовых проблем, когда они были маленькими, было очень много, но дети, как и мы с мужем, понимали, что не быт (впрочем, он у нас был упорядочен даже в сложных условиях) создаёт основу жизни. Ну и не могу сказать, что я лишала внимания кого-то из родных людей ради чего бы то ни было. А сейчас дети уже взрослые, и им практически только внимание от родителей и нужно. Быт свой они организуют уже сами.

– Существует такое понятие как писательское проклятие, когда, не имея возможности или желания ответить обидчику, автор наделяет определённый персонаж чертами своего врага, а тот в итоге и в реалиях "ловил" судьбу персонажа. Случалось ли вам мстить своим недругам, описывая их в книгах?

– Не случалось. В книгах у меня другие задачи. Такая мелочь как личная месть вообще вне творчества находится, по-моему.

– Если говорить о понятиях "не могу" и "не хочу" – о чем писательница Берсенева никогда не сможет написать? И о чем никогда не захочет?

– "О чём" – не знаю. А вот "как" – знаю точно. Не смогу написать так, как не захочу. Вне свободы – не смогу. Да и не сочту нужным. В угоду чему бы то ни было и кому бы то ни было – власти, конъюнктуре. Бродский был прав: словесность – дочь свободы.