Страна советов. Почему коммуникация государства и общества не работает?

6 сентября прошло первое заседание Национального совета общественного доверия – одной из самых интересных инициатив из предвыборной платформы Токаева. Интересна она не столько потому, что уникальна. Дело в реакции общества на этот проект администрации президента. Его сразу посчитали некой альтернативой нижней палаты Парламента – видимо, подвело слово "доверие", которое подразумевало, что члены НСОД – это выразители интересов конкретных социальных групп, а значит, они должны пройти через электоральное горнило, а не административную селекцию.

НСОД – не единственный подобный проект. В Казахстане действует 231 общественный совет при различных государственных органах, в которые входят в общей сложности 3588 человек. Общественные советы в Казахстане действуют с 2015 года – они стали одним из пунктов программы "100 шагов по 5 институциональным реформам" Нурсултана Назарбаева. Сейчас они создаются и при местных исполнительных органах, и при центральных, в этом году их число увеличилось вслед за созданием новых министерств.

В особенности региональные ОС критикуют примерно на тех же основаниях, что НСОД: их обвиняют в том, что они дублируют функции маслихатов, а ⅔ представителей "гражданского общества", которые должны составлять основной корпус общественного совета, назначаются самим государственным органом, что создаёт риск аффилированности. В сущности мы уже видели, как общественный совет г. Алматы, самый почитаемый из всех в стране, невольно принял участие в легитимации решения акимата о возвращении прежнего скоростного режима на Аль-Фараби.

Но пока основная проблема всех общественных советов, включая национальный, заключается в том, что люди о них не знают. Если спросить рядового жителя городского областного центра об их общественном совете, то он, с большой вероятностью, просто пожмёт плечами. На это же обычно жалуются представители власти: мы столько всего делаем, а люди этого не ценят, потому что не осведомлены, что жить им стало немного легче.

С куда большим рвением распространяется негативная информация, но этому на самом деле есть объяснение: как правило, и государство, и любой представительный орган делают то, что должно, не совершая глобальных прорывов.

Зачем на самом деле благодарить городские службы за работающие светофоры, если они за это получают заработную плату? И почему человек должен интересоваться работой общественного совета, если он в сущности никак не поучаствовал в его создании и наполнении, да и сам процесс был для него закрыт?

Когда говорят об инклюзии, то имеют в виду, что доступ к институтам, государственным органам – да хоть бы и к торговым центрам! – доступен даже тем, чьи возможности ограничены. Принимая за данность, что люди не равны не только физически, но и прежде всего интеллектуально, мы все должны понимать, что порог входа даже в некую информационную среду должен быть абсолютно интуитивным – большая победа социальных сетей состоит как раз в том, что благодаря чёткому пониманию поведенческих механизмов со стороны разработчиков поставить лайк может даже маленький ребёнок, не умеющий читать. Именно поэтому общественные советы и НСОД критикуют за дублирование функций представительных органов: пока общество не удовлетворено работой последних и понимает реализацию общественного интереса только через них, оно не будет вникать в работу общественников, которые каждый раз совершают маленькие, но полезные дела.

Один из самых интересных электоральных кризисов на постсоветском пространстве, произошедший в Москве, интересен как раз тем, что люди там сумели пробиться через совершенно неинклюзивные условия. Для тех, кто хочет баллотироваться в депутаты, там выставили ограничение в 5000 подписей – и многие их собрали. Только потом этих людей не допустили на выборы в Мосгордуму из-за оппозиционности, но за ними в совокупности уже были десятки тысяч москвичей, которых оставили за бортом электорального процесса. Это сразу же обернулось рекордными митингами из-за выборов в государственный орган, которым никто в течение многих лет вообще не интересовался.

Российский политолог Екатерина Шульман по возвращению с ООНовской конференции говорила о том, что похожие процессы наблюдаются повсеместно: даже в условной Африке, которую с позиции европоцентризма принято считать "отсталой", люди всё сильнее хотят участвовать в принятии решений – особенно тех, которые касаются места, где они живут.

А последние протесты в Гонконге, одном из самых благополучных городов мира, показывают, что даже экономические успехи ничего не значат, если по решению администрации у тебя их могут в любой момент отобрать.

Безусловно, и Национальный совет общественного доверия, и общественные советы при государственных органах – это большой шаг государства в сторону демократизации. Современные технологии, позволяющие делать публичным то, что раньше можно было спокойно замолчать, только помогают ранее невидимой работе гражданского общества. Такое давление принуждает государство, которое мыслит себя единственным носителем суверенитета, сбрасывать его с себя и делегировать гражданам. Только поступательность, о которой говорил Токаев, в нашей стране понимается скорее как медлительность и чрезмерная осторожность.

Сейчас очень много говорят про концепцию "слышащего государства", которая, вероятнее всего, должна без радикальных кадровых перемен и электоральных реформ научить действующий чиновничий аппарат взаимодействовать с гражданами. Пока её очень хорошо понимает исключительно глава государства, который, находясь в Нью-Йорке, узнал о "деле врачей" в Алматы и принял какое-то решение, и оно привело к тому, что главврача и анестезиолога выпустили из СИЗО.

При этом чиновники на самом деле всё прекрасно слышат, а в личных беседах признаются, что они боятся и общественности, в широком, вероятно фейсбучном, понимании, и общественных советов, которые вроде как ручные, но периодически не дают растратить миллиарды тенге.

В действительности государству, которое сейчас представляет себя единственным носителем суверенитета, необходимо принять факт объективной действительности, что граждане сами могут о себе позаботиться и допустить, что "Асгард там, где асгардцы", что каждый отдельный человек тоже несёт ответственность за провалы и успехи государства.

Реформа выборного и партийного законодательства – это самая небольшая вещь, которую предстоит сделать, чтобы люди почувствовали ответственность за страну. Важно, чтобы участие в строительстве "счастливого Казахстана будущего" не заканчивалось в тот момент, когда человек опускает бюллетень в урну, а продолжалось бы в непрерывной коммуникации людей, которые раньше и не знали о существовании друг друга. А формы диалога – будь то общественные советы или сход жителей дома в центре Аркалыка – это уже частности.