Зифа-Алуа АУЭЗОВА: «Лечу домой!»

Махмуд аль-Кашгари создал свой труд в ХI столетии, времени укрепления влияния тюрок на огромном пространстве мусульманского мира – от Хорасана до Средиземноморья, включая Среднюю и Малую Азии. «Диван лугат ат-турк» переводится как «Словарь тюркских наречий» и являет собой древнейшую энциклопедию не только языка в многочисленных его диалектах, но и культуры тюркских племен. Это сведения о битвах и героях, повествования о традициях и обрядах, собрание легенд и мифов, коллекция народных пословиц и образцов древнетюркской поэзии.

Драматична судьба этого труда аль-Кашгари. Драгоценная рукопись была обнаружена на одном из книжных рынков Стамбула только в начале ХХ века, почти на 9 столетий он был утрачен для науки. В 1930 году попытку перевести «Диван» на азербайджанский язык предприняли в Советском Союзе, но обвиненный в пантюркизме автор вместе с переводом сгинул в лагерях.

– Почему важно иметь перевод на русском языке? – поясняет Зифа Ауэзова. – Это язык науки и культуры, который объединяет поколения исследователей и в России и в странах Центральной Азии. Ценность «Диван лугат ат-турк» возрастает в связи с происшедшим поворотом в истории тюрк-ских народов – образованием новых политически независимых государств. Поиск своих корней, путь к самоидентификации, концептуальный подход к своей истории при необходимости создания новых учебников – в этом контексте труд аль-Кашгари – богатейший источник сведений о мусульманской цивилизации и тюркской культуре для современных историков, языковедов, литературоведов.

«Билим», обучающий за рубежом

Сегодня Зифа Муратовна Ауэзова – директор корпоративного Фонда «Образовательный центр «Билим – Центральная Азия». Созданный два с небольшим года назад фонд содействует интеграции стран Центральной Азии в мировое образовательное пространство. Уже сейчас он имеет значительную информативную базу, свою библиотеку и хорошо подготовленных сотрудников, занимающихся консультациями по образованию за рубежом, администрированием стипендиальных программ для обучения в ведущих университетах мира, включая Оксфорд и Кембридж, международным академическим обменом. Фонд сотрудничает со многими международными институтами, имеет партнерскую сеть по всему миру.

– Наши сотрудники предоставляют консультации широкому кругу посетителей о том, что нужно знать гражданину Казахстана, чтобы учиться за рубежом: в чем различие систем образования в разных странах, как поступить на грантовую программу, какие документы и квалификации необходимы для участия в конкурсе, – рассказывает Зифа Муратовна. – Наш Консультационный центр получает грант госдепартамента США, предусматривающий, в частности, предоставление консультаций о высшем образовании в этой стране.

– То есть любой наш выпускник может претендовать на билимовский грант? Или вы имеете дело с юридическими лицами?

– Центр открыт для всех, но больше ориентирован на студентов, желающих учиться в магистратуре или докторантуре. Спонсоры заинтересованы в людях, которые уже определились в своем профессиональном выборе, доказали свой академический потенциал.

– И скольким казахстанцам фонд уже помог продолжить образование за рубежом?

– В год у нас осваивается около 500 грантов, долгосрочных и краткосрочных – то есть могут быть и два года обучения, и два месяца и две недели. В этом году впервые нашими спонсорами стали компании и банки, работающие в Казахстане, у которых появились свои стипендиаты, выявленные в результате проведенного нами конкурса на стипендии по бизнес– и экономическому образованию.

– А у вас самой помимо учебы на факультете востоковедения Ленинград-ского университета, был опыт зарубежных стажировок? Что они вам дали?

– В Ленинграде я училась в общей сложности 11-12 лет, вместе с аспирантурой и защитой диссертации. В 1990 году в Москве и Санкт-Петербурге был объявлен конкурс для аспирантов на стажировку в Оксфорде, – я участвовала в нем без особой надежды выиграть, и вдруг получила возможность целый год работать в Велико-британии. Конечно, это очень много дало для моей диссертации, мне открылись труды, неизвестные в Советском Союзе, методы преподавания и организации западных университетов, я смогла улучшить свой английский, освоить компьютер. Выполненная на компьютере диссертация в то время была редкостью в ЛГУ, – чтобы продолжить работу, начатую в Оксфорде, мне дали пропуск в лабораторию одного из закрытых петербургских технических учреждений, – только там были компьютеры.

– А вообще ваш английский откуда? Вы занимались с репетиторами?

– Я окончила 120-ую Алма-Атинскую школу, которая давала хорошую языковую базу.

– Ленинградский факультет востоковедения окончил ваш дед – Мухтар Омарханович Ауэзов. Чувствовали ли вы как-то его присутствие там, пусть даже мистическое?

– Его помнят на восточном факультете, я видела его фотографии на кафедре, тюркологи, арабисты знали, что я внучка казахского писателя. К мистике я не склонна, всегда пытаюсь рационализировать даже то, что представляется неподвластным логике, – мне так спокойнее. Но когда в библиотеке восточного факультета мне выдавали на руки сборник стихов Абая, написанный араб-ским шрифтом, или книги исследований Чокана Валиханова, у меня было ощущение, что я это уже видела, или собиралась давно посмотреть. И в 16 лет приходило ощущение объемности времени, не случайности моего присутствия здесь. Такие вещи придают духовную, эмоциональную глубину фактам соприкосновения с историей.

– На презентации вашего перевода аль-Кашгари в Доме-музее Мухтара Ауэзова ваш отец Мурат Мухтарович сказал, что в вас сильнее всего выразилась генетически унаследованная от деда гуманитарная оснащенность.

– Думаю, в нем говорил гордый отец. Как востоковед, синолог, культуролог, отец был в числе тех, кто с самого начала понимал важность перевода «Дивана» для академического сообщества и заинтересованного читателя, – и вдохновлял меня все эти годы.

Не экономить на няне

– Но разве у вас у самой, Зифа Муратовна, нет ощущения завершенного огромного труда? Ведь даже чисто физически это очень большая работа. Сколько она заняла времени? Как началась?

– Дело в том, что работа и сейчас продолжается, и не только над переводом, который можно совершенствовать и в точности прочтения и в его художественности. Уже сейчас очевидна возможность внесения уточнений.

– Вы имеете в виду работу над докторской диссертацией? А разве сам перевод и его толкование не могут быть представленны на ее соискание?

– Это несколько другое. Осмысляется сам переводческий процесс, начинается научное изучение ряда интересных проблем, связанных с памятником. А идея его перевода исходила от Фонда «Сорос – Казахстан». Инициатором проекта был состоявший в правлении фонда Нурболат Масанов, ученый огромной эрудиции, талантливый историк и политолог, – с его внезапным уходом из жизни очень трудно смириться… Российские востоковеды, которым была предложена эта работа, не взялись за перевод не только в связи с большим его объемом. Требовались профессиональные навыки перевода средневековых арабских текстов с одновременным знанием тюркских языков. В 1998 году я начала думать о том, чтобы взяться за перевод «Диван лугат ат-турк». И мой Учитель из Санкт-Петербурга профессор Анна Аркадьевна Долинина меня поддержала. Ведь и моя диссертация охватывала Х-ХIII века, работа над средневековыми арабскими текстами была мне знакома. Хотя, конечно, совсем в другом аспекте и объеме. В общем, начались четыре года активной работы. И здесь неоценимой была помощь моей семьи. Мой супруг Роберт Эрмерс, нидерландский арабист и тюрколог, не только критически осуществлял редактуру, но разработал индекс, позволяющий работать с книгой читателям, не знакомым с традиционной структурой арабских лексиконов.

– А где вы с ним познакомились, в Оксфорде? Принято считать, что уехавшая учиться за рубеж девушка, обязательно выйдет там замуж.

– Мы познакомились в Ленинграде. И нам было так интересно беседовать, что мы потом продолжили переписку. Потом снова встречались, потом поняли, что лучше нам не расставаться… для продолжения наших бесед.

– И все-таки – 1300 страниц текста… вы прямо так ставили себе задачу: сделать в день столько-то? Ведь у вас тогда были маленькие дети?

– Да, младшим тогда было от нескольких месяцев до двух лет, – и мы пригласили няню.

– Знаете, мы сами сейчас столкнулись с этой ответственной проблемой. По-моему найти хорошую няню нелегко.

– В Голландии хорошая няня стоит недешево. Но на этом нельзя экономить. Мое преимущество было в том, что я работала дома и могла слышать, что делают няня и дети. К тому, кто будет заниматься вашими детьми, всегда стоит хорошенько приглядеться.

– Зифа Муратовна, я знаю, что Махмуд Кашгари на целые годы вошел в обиход не только вашего нидерландского дома, но и алматинского. Ваша мама Хорлан Матеновна Рахимбек, доктор педагогики, признавалась, что в кругу семьи его звали уже как близкого – Махмудом Хусаиновичем, относясь как к мудрому предку, испрашивая советов и рекомендаций.

– Мама – человек с чувством юмора, замечательный стилист, хорошо знающий литературу, чувствующий слово. Она принимала самое активное участие в редактировании русских текстов и, конечно, сжилась за это время с текстом Махмуда аль-Кашгари. А мудрых назиданий потомкам в «Диван лугат ат-тюрк» содержится много, надо только учиться им следовать – и в государственной практике, и в частной жизни. К слову сказать, в период моей работы над переводом папа посетил Опал, местность в Китае, где, по преданию, похоронен Махмуд аль-Кашгари. И привез мне в Голландию кувшин, глина которого, возможно, хранит память о нем. Во всяком случае, мне этот кувшин не давал расслабиться.

– У вас редкое двойное имя – Зифа-Алуа. Это как-то связано с вашим замужеством или, может быть, с принятием ислама? Ведь «Диван лугат ат-турк» аль-Кашгари – это труд, освященный именем Аллаха Всевышнего, связанный во многом с принятием тюрками ислама.

– В моем случае все гораздо проще. Мой дедушка со стороны мамы назвал меня персидским именем Зифа, а родителям нравилось имя Алуа. Так оно стало двойным. А говоря о начале исламизации тюрок, зафиксированном в «Диване», надо иметь в виду, что ислам не принуждал их к отречению от глубоко укоренившейся системы прежних духовных ценностей. И для Кашгари не существовало конфликта между исламом и доисламской верой тюрок. Многочисленные тюркские цитаты с упоминанием бога Тенгри Кашгари абсолютно естественно переводит на арабский, заменяя Тенгри на Аллах: «Тун кун табун тенгрика буйнамагил куркуб ангар айману уйнамагил». – «День и ночь молись Аллаху Всевышнему, не заносясь. Будь пред Ним смирен и боязлив, но в смиренности и боязливости не играй перед Ним». Вы видите, насколько длиннее стало это предложение в русской передаче? Так и сам труд на русском языке увеличился более чем в два раза.

– Недавно умер известный поэт и ученый Аскар Егеубаев, переведший на казахский язык труды Махмуда аль-Кашгари и Юсуфа Баласагуни. Это большая потеря для казахской литературы и филологической науки. Скажите, подходы в вашей переводческой работе похожи? Можно ли здесь использовать чужой опыт?

– С Аскаром Егеубаевым мы познакомились в 1998 году, именно в связи с «Диван лугат ат-турк». Мы обсуждали судьбу этого труда и важность распространения в нашем обществе хранимых в этом памятнике знаний. Аскар Егеубай в то время уже завершил свой перевод «Дивана» аль-Кашгари на казахский язык, Фонд «Сорос – Казахстан» приобрел трехтомник для распространения по библиотекам страны. Аскар Егеубай подходил к своему переводу прежде всего как поэт, – с желанием придать древнетюркским лексемам казахское, или близкое к казахскому звучание, – для того, чтобы эмоционально приблизить древний памятник к современному читателю. Мой подход заключался в стремлении как можно точнее передать каждую букву оригинала, – и предоставить читателю возможность трактовки в соответствии с его уровнем подготовленности или приверженности к тому или иному тюркскому языку или диалекту.

Два дома – одна судьба

– Зифа Муратовна, сложно вам жить на два дома, так далеко отстоящих друг от друга?

– Скажем, непросто. Но сегодня это не редкость. Долгое время мы с Робертом работали в Казахстане. Но несколько лет назад он получил в Нидерландах предложение, от которого ученому трудно отказаться. Мы всей семьей поехали в Нидерланды, там я и работала над переводом «Диван лугат ат-турк», обращаясь к богатым библиотечным фондам университетов Лейдена, Утрехта и Неймегена, и к коллегам-востоковедам за консультациями.

– На Западе педагоги и врачи относятся к среднему, достаточно обеспеченному классу, у нас же пока это далеко не так. Наверное, вы это испытали на себе, еще в середине девяностых годов, в столь трудное время, начав преподавать в КазГУ?

– Студенческая, аспирантская жизнь в Ленинграде приучила меня довольствоваться необходимым. Человек формируется в семейной среде, определяющей его дальнейшую жизнь. Когда я родилась, мама и папа учились в аспирантуре, серьезно занимались наукой. Образ жизни моей семьи располагал к учению. Такова, думаю, и наша с Робертом семья. Что касается преподавания в КазГУ, то оно происходило лишь по субботам, а большую часть времени в начале девяностых я работала координатором проектов в международных организациях.

– А от чего вам приходится отказываться в Алматы, к чему вы уже привыкли в Голландии?

– Если еще четыре года назад я сама водила машину и в Алматы, то теперь из-за пробок не рискую.

– Мне кажется, ситуация значительно усугубляется тем, что водители не хотят соблюдать Правила движения. Как-то мой муж, вернувшись из Хельсинки, сказал: «Надо же, финны никуда не торопятся, но сумели создать одну из сильнейших социально-экономических систем. А мы мчимся вперед, но многое делаем беспорядочно, кое-как».

– Финляндия создает свою систему на протяжении столетий без кардинальных перемен. А Казахстан идет не изведанным доселе путем. Конечно, хорошо бы избегать на нем ошибок и заторов. Тогда и водители научатся уступать дорогу друг другу, чтобы ехать быстрее.

– Зифа, я вижу на стене вашего кабинета репродукции Ван Гога. Это Голландия вошла в вашу душу? Я всегда хотела побывать в его Амстердам-ском музее, хотя и в Московском музее западного искусства богатая коллекция. Есть и вот эта работа – «Вороны в пшеничном поле».

– У Ван Гога масса вариаций одного и того же сюжета. А висящую здесь репродукцию картины «Ветка цветущего миндаля» в Голландии так растиражировали, вплоть до чайных бокалов, что она стала одним из расхожих имиджевых брендов. Но я все равно очень ее люблю, – она волнует сочетанием трагизма и торжества.

– Ваши голландские приоритеты видны. А есть ли у Роберта казахстанские пристрастия?

– Знаете, интересным было его знакомство с моим дедушкой. Как тюрколог Роберт стал говорить с ним по-казахски, но дедушка, видя перед собой европейского человека, упорно переходил на русский. Роберта и как ученого и как человека потрясло знание казахами своей родословной до седьмого колена. Он тоже стал изучать свою родословную, создал генеалогическое древо. И сейчас друзья в Голландии просят его создать их родословную. И он с удовольствием занимается этим.

– Зифа Муратовна, говоря о том, что вы летите на недельку в Нидерланды, вы сказали: «Мне надо съездить домой». А когда вы оттуда возвращаетесь в Казахстан, что вы говорите?

– Лечу домой.