Жители СССР не привыкли к переменам. Стабильность на грани застоя лежала в основе советской константности. И любой сдвиг, например, переход с рабочей шестидневки на пятидневку, изменение цен на проезд или перевод стрелок с "летнего времени" на "зимнее", воспринимался в обществе с напряжённым вниманием. А иных, вообще доводил до нервных срывов.

Но вместе с тем жители СССР хотели перемен. В 80-е годы в Советском Союзе все понимали, что жить так, как прежде, далее уже не получится. Однообразное мельтешение будней с их жвачной маетой достало многих. Чересчур медлительное течение жизни особенно удручало самых активных. Но парадокс был в том, что перемен ожидали даже те, кто в них совсем не нуждался.

Однако все ждали от грядущего чего-то иного. То, что это грядущее будет таким суровым, эти "все" представляли вряд ли. "Уверенность в завтрашнем дне" вступила в непримиримое противоречие с "надеждой на светлое будущее". А победило что-то совсем неожиданное.

Славная криминальная эпоха развала и раздела всего и вся – приснопамятные "лихие 90-е" – была столь шокирующей и непредвиденной, что едва явившись, тут же затмила собой предшествующие годы. А ведь перед этим было целое десятилетие "мутных 80-х" – время всепобеждающей апатии, жвачных очередей, ломающего равнодушия, бестолковых митингов, разгула обалдевших от вседозволенности газет и толстых литературных журналов, череды бесконечных разоблачений и скрытой перегруппировки сил. Советское общество уже бросили на выживание в водоворот новых отношений, но общество этого ещё не осознало, по обыкновению ожидая, что очередной эксперимент мирно закончится, и всё опять встанет на круги своя. На сей раз не встало.

Какими же были советские города на рубеже 90-х? Ну, например, наша Алма-Ата?

Алма-Ата выглядела притихшей, притухшей, приунывшей и обречённой. Завершались сами собой масштабные градостроительные проекты минувшего десятилетия. Что-то ещё достраивалось по инерции, но большинство башенных кранов над городом замерло, превратившись в неприглядные надгробные памятники минувшей эпохе. Пытливые умы уже вожделенно присматривались к этому ржавевшему над городом металлу, но массовая сдача в китайский утиль народного добра, приватизированного по случаю, была ещё впереди.

Предприятия ещё работали. Но тоже как-то по инерции – апатично и утомлённо. Люди делали вид, будто что-то делали. Государство делало вид, что было в этих делах заинтересовано. Началось то, что было немыслимо ещё несколько лет назад. Задержка зарплат. Массовая. Начались немыслимые ещё несколько лет назад сокращения. Тоже массовые.

При этом на улицах царил покой. И растерянность. Безлюдные городские пространства являли собой картину какой-то ужасной эпидемии, под ноль выкосившей народонаселение. Выходить на улицы просто не было особой надобности: магазины зияли пустыми полками, ларьки и "комки" ещё не появились, никаких публичных развлечений тогдашняя жизнь не предоставляла. К тому же воспитанные в иных реалиях люди всё ещё жили старыми привычками и всё положенное по штатному расписанию время, с девяти до шести, проводили на рабочих местах.

В городе было очень тихо – дефицит бензина сильно секвестировал и без того небогатый автопарк столицы советского Казахстана. На фотографиях тех лет количество автомобилей на дорогах спорит по своей мизерности с числом людей на тротуарах.

Единственным украшением города, как обычно, оставались женщины. Это же Алма-Ата. Женщины озабоченно искали то, чего не было, донашивали обновки уходящей эпохи и гордо шествовали с пластиковыми пакетами "Мальборо".

Зато в условиях безвластия пробовал силы криминал: расправлял плечи, поднимал голову, раздувал ноздри и устанавливал собственные правила игры. Лексикон горожан стал стремительно обогащаться не только родной феней, но и иностранными заимствованиями – "киднеппинг", "рэкет", "киллер", "девальвация", "инфляция" и т.п. Рынок, одним словом.

Рынок же в виде базара практически заглох в своём прежнем обличии (об этом – в статье "Зелёный базар как зеркало Алма-Аты"), ещё только готовясь к своему чудесному возрождению в виде барахолок. "Рынок" в смысле грядущих рыночных отношений со "здоровой конкуренцией" в самой своей природе (идеальный рынок) превозносился до небес и подавался панацеей от всех бед и несчастий.

Первыми его ростками стали кооперативы. Из всех информационных дырок неслась мантра грядущего счастья: "Кооперативы облегчат жизнь". Однако при этом не уточнялось, кому облегчат. Люди в массе своей кооперативов избегали. Из страха, что на предлагаемые теми услуги и товары у них попросту не хватит денег.

В одночасье развалившийся быт поставил человека в абсолютно скотскую позицию. Реалии нарождающегося будущего всё более напоминали большой публичный дом, в котором главной целью всякого-перевсякого становилась продажа. Продавалось всё, что имелось: товарищи, идеалы, убеждения, принципы, а то и собственные персоны. По дешёвке. И не столько за всё более эфемерные деньги, сколько за вещи, более осязаемые в тот момент нашей истории. За несокращаемое рабочее место, за ускользающие партийные льготы, за коробку шоколадных конфет, за пол-литра разбавленной водки, за кусок туалетного мыла.

Это было необыкновенно конфликтное время. Общество искрило то тут, то там. Нервы у людей находились на взводе постоянно. Бойни и брань возникали повсеместно и на любой почве: бытовой, идейной, национальной, религиозной. Часто отчаявшиеся люди "хватались за ножи" по мелочам – из-за тюбика зубной пасты, из-за пакета сахара, из-за пачки стирального порошка, из-за места в трамвае.

Многие советские граждане начали вожделенно заглядывать за прогрызаемый молью "железный занавес", ожидая первой возможности, чтобы оборвать все концы и распрощаться с этой Родиной, навсегда исчезнув в поисках чего-то стабильного.

Да, мы прошли всё это совсем недавно. Прошли – и ушли дальше!

Фото Андрея Михайлова и из архива автора