Феномен Дианы. Похороны принцессы стали её народной коронацией

"Большое видится издалека", и спустя четверть века образ Дианы, обросший фактами, легендами и небылицами, воспринимается людьми несколько иначе. Мне, как очевидцу этих событий, проработавшему в Лондоне с 1996 по 2000 год, хотелось бы познакомить читателя с тем, как эта трагедия воспринималась по свежим следам, показать всю сложную гамму человеческих чувств британцев и тех, кто оказался с ними рядом в эти роковые дни.

Остров консерватизма в море слёз и цветов

Человека часто начинают оценивать по достоинству только после его смерти. И если при жизни Диана была весьма популярна, то трагическая гибель превратила её в олицетворение сил добра и символ веры.

Большинство выступавших в ходе траурной церемонии и накануне её, скорбя о преждевременной утрате Дианы, благодарили Господа за то, что она всё-таки жила на этом свете. Наверное, многие восприняли её смерть как знамение свыше, предостережение людям о том, что в их жизни остаётся всё меньше человечности. Очевидно, этим было продиктовано и создание Мемориального фонда Дианы, принцессы Уэльской, который за короткие сроки собрал миллионы фунтов стерлингов для распределения их среди наиболее известных благотворительных организаций.

Радость и горе действительно объединяют, но горе почему-то сильней. Такого никогда ещё не было в истории Великобритании: консервативный остров, отгороженный от остального мира морем, сам превратился в море слёз и цветов. Тому, кто этого не видел наяву или по телевизору, невозможно представить миллионы букетов и тысячи посмертных записок Диане и её сыновьям. Число книг соболезнований было увеличено с пяти до нескольких десятков, чтобы расписаться в них могли все желающие, терпеливо стоявшие в многочасовых очередях к Сент-Джеймскому дворцу. Вечерами сюда подъезжали грузовики с бесплатной едой и напитками из самого фешенебельного магазина Европы – "Харродса" – дань памяти его владельца Мохамеда аль-Фаяда Диане и своему сыну.

Британцы не ожидали такого от самих себя. Нечто более сильное, чем традиционные сдержанность и замкнутость, двигало ими, выплескивая наружу сложную гамму человеческих чувств.

Однако это уже не был гребень волны народной реакции на парижскую трагедию. Пожалуй, высшая точка была пройдена в середине траурной недели, когда средства массовой информации обрушились на королевскую семью, находившуюся за пределами Лондона, за её "холодность и консерватизм".

Средства массовой информации сменили гнев на милость только после того, как сыновья принцессы, сопровождаемые отцом, вышли к толпам сочувствующих. Массмедиа, как и весь народ, призывавший королевскую семью к человечности, успокоились лишь после того, как ощутили неподдельное горе детей, вынужденных разговаривать с чужими людьми посреди траурных цветов и посмертных записок, адресованных их матери и им самим.        

"Мы все сопереживали по-своему…"

Но вместе с тем стало очевидно, что авторитету монархии в Великобритании неожиданно нанесён заметный ущерб, и случилось это в год 45-летия правления Елизаветы II и 50-летия её супружества с герцогом Эдинбургским. Гораздо больший даже по сравнению с серьёзным ударом, нанесённым по имиджу королевской семьи двумя бракоразводными процессами сыновей Королевы – герцога Йоркского Эндрю и наследного принца Чарльза, в результате которых процент населения, высказывавшегося в поддержку института монархии, снизился с 80 до 66.

До сих пор казалось, что авторитет королевской семьи держится почти исключительно на Елизавете II и в какой-то степени на королеве-матери. Но оказалось, что немалая заслуга в благожелательном восприятии монархии в Великобритании принадлежала и принцессе Уэльской. В прессе часто говорилось о том, что члены королевской фамилии стремились сделать её похожей на них самих и много потеряли, мешая Диане оставаться собой.

Так или иначе, она во многом воплотила в себе древнюю мечту миллионов в добрую и щедрую принцессу, сумела сблизиться с простым народом, сохраняя при этом реноме члена королевской семьи. Как сказал брат Дианы, граф Спенсер: она, кому было присуще врождённое благородство, доказала, что не нуждается в королевском титуле (после развода с Чарльзом Диана утратила право на титульное обращение "Ваше Высочество". – Прим. Авт.) для того, чтобы быть для людей тем, кем она для них являлась, для того, чтобы "сохранить дарованное ей магическое притяжение".

Думаю, характер случившегося осознали и многие члены королевской семьи. За день до похорон, 5 сентября, королева выступила с обращением к британскому народу. Второй раз за 45 лет(!) своего правления (первый пришёлся на окончание войны в персидском заливе) Елизавета II нарушила давно сложившуюся традицию – обращаться к народу один раз в год – накануне Рождества. Своим коротким, но удивительно ёмким и цельным выступлением королева снова доказала, что, номинально не вмешиваясь в политику Великобритании, она остаётся одним из её блестящих политиков. И на волну возмущения самопровозглашенных судей она ответила просто и твердо "Мы все сопереживали по-своему…".

Выступление Елизаветы II стоит того, чтобы быть многократно перечитанным. Я хочу привести лишь его отдельные фразы, запомнившиеся более всего:

"…То, что я говорю сейчас как королева и как бабушка, …я говорю от чистого сердца… Я восхищалась ею и уважала её за её энергию и преданность другим, в особенности её преданность сыновьям… Ни один, кто знал Диану, никогда её не забудет. Миллионы других, кто никогда не встречал её, теперь почувствовали, что знают её и будут помнить всю жизнь".

И в заключение королева мужественно сказала то, что не могла не сказать: "Я считаю, что должны быть извлечены уроки из её жизни и из невероятной, всё ещё расширяющейся реакции на её смерть".

Средства массовой информации признают существенную роль, которую сыграл в развитии событий траурной недели правящий лейбористский кабинет и прежде всего сам Тони Блэр. Во многом благодаря его усилиям прощание с Дианой состоялось так, как того хотело большинство: с максимальным участием масс и нарушением жёсткого протокола (точность которого, впрочем, по признанию его сценаристов, невозможно было соблюсти ввиду уникальности происходящего – смерти принцессы, уже не являвшейся супругой наследника престола, но в то же время сохранявшей реальные шансы стать королевой-матерью).

От правительства в списке официально приглашённых в  Вестминстерское аббатство были лишь два первых лица – Тони Блэр и его заместитель Джон Прескотт с жёнами. В него не попал даже министр иностранных дел Робин Кук, который, впрочем, принял участие в похоронах, будучи приглашённым семьей Спенсеров.

Королева была, безусловно, права, говоря, что нам ещё предстоит осмыслить случившееся. Однако можно с уверенностью сказать, что похороны принцессы Дианы стали её народной коронацией.

Константин Жигалов, экс-посол Республики Казахстан в ряде стран Европейского союза и Канаде