Алма-Ата начала 1960-х: с высоты третьего этажа можно было увидеть весь город
Самый высокий дом главной магистрали Алма-Аты находился на пересечении с улицей Шевченко. Хотели бы увидеть его собственными глазами? Нет ничего проще! Он до сих пор стоит на северо-западном углу перекрёстка. Чудом сохранившись на давным-давно перезастроенном проспекте. Сегодня, правда, среди прочих он выделяется отнюдь не размерами, а лишь своей архаичной архитектурой.
Для меня этот дом по адресу: ул. Шевченко, 13, – не простое достояние нашей изрядно покоцанной городской истории. Тут, на третьем этаже, в квартире №6, прошла значительная часть моего дошкольного детства. Потому мне есть что вспомнить про то, как всё тут выглядело и каким представлялось в те стремительно отдалившиеся годы.
Наша крохотная квартирка, окна которой смотрели на восток, юг и запад, представлялась мне рубкой корабля. С "капитанским мостиком" – балконом, выходящим на проспект Ленина. Действительно, вид, открывавшийся отсюда, с самой высокой точки в этой части города, был обширен и захватывал воображение. Лишь листва деревьев в тёплое время года да свежий снег на ветках в холодное закрывали горы, представлявшиеся во всём их первобытном величии. Когда листьев не было, горы просматривались вдоль и поперёк – от лысых прилавков до ослепительных льдов на вершинах и от Большой Алматинской пирамиды до пика Талгар.
Ежегодная волшебная "линька" Заилийского Алатау от снега (снизу вверх – весной и сверху вниз – осенью) была привычным зрелищем, а потому куда больше занимали детское воображение регулярные осенне-весенние палы (поджоги прошлогодней травы), которые устраивались на склонах Кок-Тюбе пацанами, выпасавшими там своих коров. Тёмными вечерами пламя, жадное до сухой травы, огненными полукольцами взбиралось по склонам вверх с такой яростью, что отбрасывало зловещий отблеск на город, не очень хорошо освещённый в те годы уличным светом. Посмотреть на пожар выходили на свои балконы соседи, а прохожие по такому случаю останавливались на тротуарах. Кок-Тюбе часто выгорал полностью, наутро он представлялся взору зловещим "кара-тюбе". В те годы это была ещё дикая горка без всяких построек наверху.
Ещё одно зрелище, представляемое привилегированным положением верхнего этажа – артиллерийские салюты по праздникам. Чудеса китайской пиротехники в те годы ещё не победили армейскую артиллерию – салют производили настоящие воинские расчёты из настоящих боевых пушек. Хотя в нём и не было нынешнего разнообразия, зато он и звучал громче, и взлетал выше. Потому его слышал и видел весь город. Мне же приходилось во время залпов ещё и непрестанно бегать по квартире, чтобы увидеть разные залпы из разных окон: салют запускали из двух-трёх точек.
И ещё двумя ориентирами наступавшей ночи были красные сигнальные лампочки на двух городских вышках. Одна – телевизионная, с изящной остроконечной шляпкой, как раз появившаяся в конце улицы Мира (см. "Каким было алма-атинское телевидение 60 лет назад".) А вторая – радиоантенна, увенчанная шаловливым трезубцем, возвышавшаяся на обширном антенном поле за Партшколой (там, где позже построили микрорайон "Самал"). Когда, в сумерках на их верхушках загорались красные лампочки, это не только свидетельствовало об окончании очередного дня, но и пробуждало неизменный интерес.
– А зачем их зажигают?
– А чтоб самолёты не натыкались!
Ответ удовлетворял и лишь прибавлял очарования этим красным звёздочкам, в которых виделся какой-то вызов остальному звёздному небу. Как и вся эта таинственная фраза про летающие по ночам над городом самолёты, которых я никогда не видел. Детство падко на всякие нелепости и недопонятки, которые в эту пору жизни легко трансформируются в волшебство.
Кстати, наблюдать за звёздами в то время из города можно было практически без затруднений. Зимой, правда, когда небо затягивали дымы и дымки из труб многочисленных ведомственных котельных и частного сектора, ночную тьму заволакивало белёсой дымкой. Но летом воздух, горные потоки которого ещё не перегородили архитектурные препоны 1970-х и не загадили автомобили 2000-х, был кристально чистым.
Машин в городе было мало, и этот факт очень удручал. Для любого ребёнка того времени любой движущийся автомобиль был вернейшим признаком технологического прогресса, которым грезило тогдашнее общество. А считать машины, стоя на балконе, было одним из самых увлекательных занятий (в результате я так и остался профаном в математике – стал гуманитарием).
Движение по Шевченко практически отсутствовало. Движение по Ленина временами также замирало на долгие минуты. Автобусы тут в начале 60-х почти не ходили (знаковый "66-й" появился лишь с возникновением микрорайонов). Иногда лишь проползали с надрывом вверх (и пролетали со свистом вниз) непритязательные "коробочки" маршрутов 4, 5 и 6, которые следовали от Зелёного базара в Горный Гигант, на Каменское плато и на Медео, соответственно. Ещё реже являлись автобусы с номерами 21 и 24, возившие пассажиров в совхозы "Алатау" и "2-я пятилетка". Все они по большому счёту были пригородными. Из более "городских" воспоминаются тряские ЛиАЗы маршрутов 31 и 51, курсировавшие от базара (центра города) до городских окраин – Ботанического бульвара и "Геологостроя".
А иногда по Ленина проплывал самый современный по тем временам вид транспорта – троллейбус. Троллейбус №4 ходил от вокзала "Алма-Ата-2" до ЦПКиО (см. "Чем был парк культуры и отдыха для алмаатинцев") – по Коммунистическому и Абая (или наоборот). Он был, пожалуй, самым знакомым для меня субъектом городского общественного транспорта. На нём мы ездили не только в парк (зоопарк и Детский городок), но ещё и в "Детский мир", и на Зелёный базар.
Дополнительным преимуществом "капитанского мостика" было периодическое превращение балкона в почётную трибуну. Это когда в Алма-Ату приезжали какие-нибудь знаковые гости вроде Никиты Сергеича Хрущёва.
Ещё один запомнившийся ориентир для детского взгляда с третьего этажа Шевченко, 13, – крашенный под бронзу бетонный Ленин. Маленький типовой памятник вождю (мирового пролетариата) стоял напротив балкона, по ту сторону улицы его имени, на том месте, где сейчас установлен бюст Шевченко. Это был один из двух известных мне городских памятников Ленину, и судьба его туманна: его увезли куда-то ещё в советские времена.
Рядом, по Шевченко, виднелся какой-то техникум и говорили, что памятник сваяли студенты-умельцы. На восток, до Малой Алматинки, тянулся бульвар с клумбами канн посередине и скамейками по бокам.
Кроме нашего дома по Шевченко, 13, в этой части города в начале 60-х возвышалось ещё несколько строений выше двух этажей. Академия наук, ещё один жилой академический дом невдалеке, внутри квартала, Сельскохозяйственный институт и Партшкола (нынешний КИМЭП) на Абая – Ленина. Любопытно, что всё это сохранилось доселе. Правда, уже в середине десятилетия началось новое строительство, и напротив, через Шевченко, появился четырёхэтажный жилой дом с гастрономом на первом этаже. Он частично перекрыл нам вид на горы.
Всё же остальное место вокруг занимали старые рубленые домики, многие из которых стояли тут, на старых городских окраинах, с верненских времён. Уже на моей памяти начался их массовый "исход" на новые границы города: как всё сделанное из дерева их можно было легко разобрать и перевезти на другое место.
Впрочем, многие обитатели ветхих одноэтажек, обречённых на снос, бросали их под бульдозеры без особой жалости, предпочитая коренным образом изменить качество своей жизни и обосноваться в собственной квартире. Хоть и за тридевять земель (в "микрах"), зато со всеми удобствами.