Застать врасплох миротворцев до нас ещё никому не удавалось. Они и по всем приказам главнокомандующего должны находиться в готовности № 1. По первому сигналу – в бой. Если в бригаду кто-то собирается с проверкой или просто в гости, то командир знает об этом, как минимум, за несколько дней. Особенно, если гости жалуют из-за бугра. Волей-неволей весь личный состав Казбрига начинает как-то к этому визиту готовиться, репетировать, суетиться, бегать, повсеместно порядок наводить. Заостряю внимание: корреспонденты «Мегаполиса» нагрянули в миротворческую бригаду без предупреждения и увидели все как есть в ней на самом деле...

В Казбриге новый командир – полковник Дулат Адырбеков. Месяц он уже вникает в дела и «привыкает» к себе заместителей, которые служили под началом прежнего комбрига полковника Каната Аубакирова. Тот теперь в Брюсселе представляет Казахстан в НАТО.

На контрольно-пропускном пункте после обязательной процедуры проверки документов и получения санкции в пресс-службе Минобороны на посещение воинской части нас встречает посыльный и незамедлительно сопровождает в кабинет комбрига. Через пару минут командир крепко пожимает руку и говорит, что готов ответить на все интересующие вопросы. Конечно, их много: чем занимается бригада, какие перед ней стоят первостепенные задачи, как молодежь вживается в роль, нет ли среди пополнения отказников, самовольно оставивших часть, и чем сейчас кормят в солдатской столовой?

Пока командир «переваривает» каскад журналистских тем для откровенного разговора, наблюдаю через окно командирского кабинета, как десантники на спортгородке бегают, прыгают, подтягиваются на перекладине.

– Ишак, который долго стоял в тени на солнце, пахать не будет, – констатирует полковник Адырбеков, перехватив мой взгляд. – Физической подготовке мы уделяем очень много внимания. Нам нужны крепкие парни, а не какие-нибудь маминькины сынки. Задачи у миротворцев сложные. Сил и знаний много потребуется, если что.

– Одни контрактники в строю или срочники тоже имеются?

– Примерно пятьдесят на пятьдесят.

– Получается, что год миро­творца готовите, учите, вкладываете в него немалые средства, а следующей осенью он уходит на дембель. Встречай, учи и снова расставайся. Не по-хозяйски как-то.

– Конечно, если бы Казбриг был укомплектован на все 100 процентов военнослужащими по контракту, то у наших граждан сложилось бы прочное мнение, что это именно то, что надо. Во-первых, тридцатилетние контрактники больше похожи на профессионалов, нежели 18-летние юнцы. Во-вторых, они более серьезно подходят ко всем вопросам службы, в том числе и к укреплению дисциплины. И мы стремимся к тому, чтобы контрактников в бригаде было как можно больше. Но ведь их надо жильём обеспечить. Не в казармах же солдатских им жить. И зарплату платить необходимо достойную, и заботой их семьи окружить. Не всё так просто. Современные солдаты-срочники, кстати, с миротворческими задачами справляются не хуже. У большинства за плечами институты или колледжи. Кроме того ребята к нам приходят с хорошим знанием английского. Можете познакомиться с ними, они сейчас в тире из автомата Калашникова по мишеням стреляют. Мне докладывают, что некоторые из них даже в «десятку» попадают. Это при том, что боевой автомат в руках впервые держат.

Выходим с командиром из кабинета. Дежурный по штабу вытягивается перед ним в струнку, лихо отдает под козырёк. Комбриг хоть и не высокого роста, но коренастый, подтянутый, опрятный. Быстрый уверенный шаг, зычный голос, минимум жестов и слов придают ему мужественности. Месяцем ранее полковник Адырбеков проходил службу в Астане. В Алматы должен был убыть на повышение, но когда ему в кадрах сказали, что в должности заместителя командующего Аэромобильными войсками заниматься ему предстоит исключительно воспитательной работой, решительно отказался. Видимо, потому, что с курсантских погон обучения в Киевском военном училище считает себя командиром «до мозга костей» и на  всякие «провокации» и уловки политработников не поддается.

– После стрельб в тире жду вас в парке боевых машин. Затем обед в солдатской столовой. Далее у солдат занятие по изучению уставов, строевая подготовка, ужин, личное время... В 22 часа отбой. В воскресенье важное мероприятие – принятие военной присяги.

Сказал как отрезал. Сел в служебную машину и уехал в парк боевых машин. Мы на другом автомобиле с одним из заместителей мчимся на стрельбище...

Как ни спешили в тир, все равно не успели. Стрельбы закончились, поступила команда «огонь прекратить». Солдаты собрали гильзы и с песней двинулись в расположение бригады.

– Вы хоть бы предупредили нас как-то с утра, – говорит начальник сборов молодых солдат, замком­брига по миротворческой работе подполковник Тимур Алмазов. – Мы бы планы подкорректировали.

– Вижу солдаты гильзы стреляные в грязи собирают. Зачем?

– Строгий отчёт. Сколько патронов получили, столько гильз положено старшине подразделения сдать на склад.

На первый взгляд – дурдом. Солдаты как собаки-ищейки или грибники в лесу ползают по склонам в поисках гильз. С другой стороны – ни одного лишнего патрона молодой солдат в кармане не утаит и не станет играть с ним в казарме. Разбирать, поджигать спичкой порох.

– Мы за здоровье молодого пополнения своей головой отвечаем, потому лучше перебдеть, чем недобдеть, – говорит начальник сборов. – И медик на занятиях дежурит, и психолог. Мало ли что может произойти. Оружие в руках боевое. Сами знаете, что даже ружьё, висящее на стене, может выстрелить, когда не ждёшь...

– Дерутся солдаты между собой? Выясняют отношения? Мужики как никак. Курс молодого бойца ещё не закончен. Ещё не притерлись парни друг к другу как следует. И коллективом-то их воинским не назовешь.

– Да, это пока и не коллектив действительно воинский, где стопроцентное чувство локтя, взаимовыручка, взаимозаменяемость. Скорее, это новая семья, а в ней, как говорится, «не без урода» в том смысле, что кто-то из ребят себя чувствует в подразделении как не в своей тарелке. В строй может опоздать или встать в нечищенной обуви. После свободы на гражданке трудно привыкать к регламенту и строгому распорядку дня.

У начальника сборов всё предусмотрено. Даже конфеты в кармане. Попал солдат в «десятку» – получи конфетку. Разобрал-собрал автомат лучше других – получи еще одну.

– Сам-то я их не ем, – продолжает Тимур Алмазов. – А для солдат хороший стимул.

И то верно. Они ведь сейчас, пока лысые, как дети малые. Все для них в новинку. И портянки наматывать, и песни в строю петь. Кстати, портянки солдаты уже не носят. Им выдают носки. У каждого по две пары. Чтобы от грязи колом не стояли и не «разбивались», когда с тумбочки падают, вечером каждый солдат обязан их постирать, а утром, пока сохнут, надеть другие.

Чем еще отличается нынешний защитник от бойца времен Ивана Бровкина? Думаю, ещё и тем, что Бровкин мог сигареты получить бесплатно или сахар (если курить бросил), а нынешней молодежи табак курить запрещают вообще. Даже слово «перекур» в миротворческой бригаде не в ходу. Отсюда девиз: «Пришел курящим и слабым, уйдешь здоровым и сильным». Конечно, тем, кто на гражданке табачком баловался, очень тяжко. Уши с непривычки пухнут и язык к нёбу прилипает. Зато кашель старческий исчез. И во рту нет ощущения по утрам, что кто-то в рот нагадил. Это несомненно плюс!

До казармы добрались быстро. На строевом платцу – поименная поверка. В казарму умываться и приводить себя в порядок солдаты заходили только после того, как обувь была тщательно вычищена от глины и песка. А то как же?! Самим ведь приходится мыть полы. Ни мамок рядом, ни домработниц.

В просторной казарме кровати в один ярус. На тумбочке у каждого свой несессер. В нем мыло, зубная паста, щётка, расчёска, бритвенный станок. Полотенца для тела и отдельно для ног. Ничего лишнего и все однообразно.

Обед строго по расписанию. До того, как первый солдат переступит порог столовой, там успеет побывать куча ответственных лиц: дежурный по части, военный врач, замкомбрига по воспитательной работе, начпрод, начмед, начальник клуба... Все обязаны снять пробу.

Я, чтобы ощутить себя солдатом, беру поднос и встаю в общий строй. На раздаче – женщины. Все в белоснежных халатах и улыбкой на лице. Бригаду обслуживает фирма «Коркем – Май». Каждому солдату полагается глубокая тарелка наваристого борща, рисовая каша с куском мяса, салат, кружка компота, яблоко, 150 граммов хлеба, на который из тюбика в конце очереди выдавливают кетчуп. (Утром к пшенной каше с мясом полагалось масло, сыр, колбаса, соус, чай с сахаром. Вечером (согласно меню раскладке) будет кусок жареной рыбы, перловка, одно куриное яйцо, чай с молоком и сахаром.)

Получив всё, что причитается солдату, иду к столу и присаживаюсь к двум ребятам. Одного зовут Жасуланом, другого Мухтаром. Оба из Южно-Казахстан­ской области. Только Жасулан Мустафин – городской, Мухтар Рысбеков – деревенский.

– Как обед, ребята? Вкусный?

– Отличный обед.

– Хватает?

– Если кому не хватает, то добавку можно брать. Нам так сказали.

Чувствую: разговор пока не клеится. Парни ложками стучат, торопятся. Лясы точить с корреспондентом им некогда. Время обеда ограничено. Это не ресторан, где можно до утра есть и пить, на девушек пялиться и музыку заказывать.

Когда парни прикончили борщ, салат, кашу с мясом и взялись за яблоко, снова пытаюсь обратиться к ним с распросами: кто, откуда, как дела, может, не хватает в армии чего? Или, наоборот, есть то, чего не встретить на гражданке?

– Я когда в армию собирался, к суровой дедовщине готовился, – рассказывает Жасулан. – Рукопашным боем занимался, ходил на секцию кикбоксинга.

– Пригодилось?

– Пока нет. Нам командир бригады сразу сказал, что «дедушка» в части, оказывается, он один-единственный. Других «дедов» нет и не будет. Так что бояться нам нечего.

– Жасулан, армия-то вам зачем? Вы ведь после института. Только давайте без высокопарных слов.

– Можно и без пафоса. Военник нужен. Без военного билета сейчас на приличную работу не попасть. В институте я мог на кафедре военной поучиться и в армию тогда не ходить, но решил, что надо Родине послужить. Год всего терпеть-то.

– Может, и на контрактную потом останетесь, если понравится?

– Не исключено. Думал уже над этим. Поживём – увидим.

Мухтар Рысбеков из села. Русским языком владеет слабо. Я, к сожалению, пока не знаю казах­ского. Диалог получается натянутым. Выручают другие парни. Они вкусно поели, собираются перед столовой в строй. Курить им не разрешается, значит, можно и поговорить по душам, время с пользой убить.

Жалоб нет ни у кого. И просьб особых тоже. Говорят, что через несколько дней родители к ним приедут на присягу, привезут необходимое или то, что очень хочется из домашней еды. Связь с родителями через сержанта. В письмах родным сообщены все координаты части, фамилии командиров и начальников. Захотел поговорить с сыном – звони на мобильный младшему командиру, тот передаст трубку солдату. Письма, естественно, бесплатно и в неограниченном количестве, как и во времена Союза.

Что касается солдатского обеда, то должен сказать: обед действительно вкусный. И сытный. Проверено на себе. Одолеть чашку борща и каши можно только после хорошей физической нагрузки. Я не смог съесть всё. Не вместилось. Солдаты подобрали все до крошки. Директор «Коркем – Май» Шахрисаб Купединов оценил обед в 324 тенге. Итого завтрак, обед и ужин в солдатской столовой потянули на 807 тенге.