Экскурс по книге «Адольф Янушкевич»
Название книги «Адольф Янушкевич» ни о чём не говорит, следовательно, современную молодёжь не интересует. Но если читатель под этим заголовком увидит набранное мелким шрифтом: «Дневники и письма из путешествия по казахским степям», то наверняка возьмёт в руки и перевернёт несколько страниц. Появлением этой книги мы обязаны Ф. Стекловой – преподавателю КазГУ. Судьба книги необычайна. Она вышла сто пятьдесят лет назад и была известна только узкому кругу лиц. После долгих поисков в руки Стекловой попадают эти дневники А. Янушкевича, не упоминавшиеся ранее ни в одном библиографическом справочнике по истории Казахстана, не известные до 1966 года ни русским, ни казахским историкам. Каково же было её удивление при виде дневников, где мелькали имена Кунанбая, султанов Барака и Али, акына Орынбая… Эти «Дневники…» были переведены Ф. Стекловой с польского на русский язык и выпущены в 1966 году издательством «Казахстан» тиражом 7900 экземпляров самой низкой по тому времени стоимостью 56 копеек. Однако в казахстанской периодике я не увидел ни отзывов, ни реплик на содержание этой книги и на мысли, высказанные А. Янушкевичем. Очевидно, в период власти Советов отзывы об этом издании не соответствовали господствовавшей тогда идеологии.
Калиакпар АМЕРЖАНОВ, персональный пенсионер, культуролог, деятель культуры РК
Подробную биографию А. Янушкевича, очевидно, не стоит рассказывать. Он, как один из участников восстания за независимость Польши от Российской империи, был сослан в Сибирь. С 1841 года он служил в Омске в канцелярии Управления сибирскими киргизами. Здесь знакомится с казахским языком, ездит по казахским степям и становится секретарём комитета «по уложению проекта киргизского права».
В 1846 году он в составе экспедиции, возглавляемой пограничным начальником генералом Вишневским (тоже поляком. – Авт.), прибывает через Семипалатинск – Аягуз на берег реки Лепсы для встречи с руководителями пяти родов (Большой орды): албанов, которыми управлял Хаким Кирлана сын; суанов – адамсат Ибак; дулатов – Али Адылев; уйсунов – Абаком Мансар-люна Адыла; джалаиров – Сюк, Бейбут и Кентукины. Это место встречи, ныне Лепсинск, в те времена называлось «Шубар агаш-ой жёйлёу».
Предыстория этой поездки изложена у самого А. Янушкевича так: «В мае 1846 г. в Омск приехал посол Большой орды и передал просьбу пяти племён о принятии их в российское подданство. Посол ссылался на ряд причин, в частности, говорил о желании жить мирно, избегать междоусобных раздоров и пользоваться привилегиями, которыми пользуются казахи Средней орды, ранее вошедшие в российское подданство». Уйсуны и до этого выражали подобные желания. Ещё в 1826 году султан Сюк, сын хана Аблая вёл переговоры с Россией. Однако из-за наличия имеющихся разногласий между султанами родов петербургский двор решил все оставить in status qwo.
Однако на этот раз С-Петербург решил в Омске готовить экспедицию для мирных переговоров с лидерами Большой орды. Направляя оную, Россия не забыла поговорку: «Хочешь мира – готовься к войне». На время переговоров были стянуты казаки с Кокбектинских, Аягузских и Каркаралинских пикетов, подготовили конную артиллерию, табуны коней, верблюдов, юрты. Вызывали из трёх округов старших султанов, чтобы они с вооружёнными отрядами своих киргизов поспешили соединиться с российским отрядом, которым командовал генерал Вишневский. Далее у А. Янушкевича: «Став с этими силами на теперешней границе Российского государства, мы не только сможем показать киргизам во всём блеске его мощь, придать больший вес дипломатии во время конгресса, но даже оппонировать самому Кенесары и, если потребуют того обстоятельства, вышвырнуть его за последнюю из семи рек» (А. Янушкевич, стр. 55).
Очевидно, читателю нет необходимости разъяснять, в каких условиях было принято «добровольное» присоединение Старшего жуза казахов к России.
Итак, 4 июля 1846 г. (23 июня по старому стилю) у реки устья Лепсы и Агыныкатты в урочище Шубар агаш-ой жёйлёу был заключён и подписан исторический договор, где говорится о том, что «Большой орды султаны и бии родов дулатовского, абдановского, сиванского, чапрашевского и джалаирского единодушно пришли к ряду постановления» («к ряду» – имеются в виду условия присоединения к России. – Авт.), в том числе в «будущее время обязуются не делать между киргизами Средней орды противозаконных поступков: барантов, (барымты. – Авт.) грабежей и краж и свято сохранять заключённую дружбу и мир между обоими народами» (Ф. Вратновский. Жизнь Янушкевича, т. 2. стр. 144).
Во время этого съезда на реке Лепсе обсуждался ещё один
вопрос о мятежном султане Кенесары Касымове. А. Янушкевич пишет: «пришли к
тому, что помощи против Кенесары они не обещают, но поручились, что с ним не
соединятся… Стало быть – мир и вся наша экспедиция закончилась без
кровопролития»
(А. Янушкевич, стр. 25). Это и нужно было российской дипломатии. Самое главное,
надо было нейтрализовать Большую орду. Эта цель была достигнута.
Ясно было, что для осуществления этих мероприятий были приглашены ага-султаны, султаны, бии и известные люди двух жузов: Среднего и Старшего. Янушкевич общался и беседовал со всеми, кто принимал активное участие в этом историческом «конгрессе». Находясь среди казахов, он питает пристрастие к народному творчеству, легендам, песням, сказаниям и с удовольствием записывает их в свои дневники. Живо и непринуждённо ведёт он свой рассказ об айтысе между двумя певцами – Орынбаем и Джанаем. С уважением говорит о старом, всеми забытом поэте Тюбеке. Он записал рифмованные стихи слепой поэтессы Джазык, весьма нелестно отзывавшейся о царских чиновниках и султанах своего племени. Ярко, красочно описывает он байгу, устроенную 5 июля 1846 года в честь присоединения пяти племён Большой орды к России.
Революционер, участник польского восстания 1830–1831 гг., он с сочувствием отмечает бесправие и бедность казахского народа, злоупотребление властью российскими чиновниками. Небольшой пример на первых переписях населения и скота Среднего жуза: «Прилетая, окружённый казаками, чиновник повергал в страх все окрестности и не брезговал никакими способами вымогательства». Один из этих грозных чиновников получил титул «Камчамайор»: «При всяком случае была камча, падавшая на плечи не только простых киргизов (казахов), но и людей достойных, волостных управителей и старшин» (А. Янушкевич, стр. 211).
Он также пишет о толмачах (переводчиках), которые не столько помогают аборигенам (местным жителям), сколько думают о своих барышах.
У А. Янушкевича осталось много хороших воспоминаний о казахах. Конечно, идеальных людей нет. Тем не менее он пишет: «Я все более убеждаюсь в том, что у киргизского (казахского) народа большие умственные способности. Что за лёгкость речи, как умеет каждый объяснить свое дело и мастерски отбивать доводы противника. Даже у детей разум развивается быстро» (А. Янушкевич, стр. 212).
Среди тех с кем виделся А. Янушкевич, вместе разбирал спорные дела, вёл беседу на разные темы, он выделяет многих деятелей: султанов, ведущих своё родство от самого Чингисхана, биев, волостных, богатых и бедных, деловых и не дельных. С большой симпатией относится он к простым пастухам, или, как он их называет, «номадам», находит у них богатые природные задатки, хотя видит и свойственные им недостатки (А. Янушкевич, стр. 20).
Я хочу обратить внимание читателей на характеристику, данную А. Янушкевичем Кунанбаю Ускембаеву, отцу великого Абая. Кунанбая мы знали только по роману М. Ауэзова «Абай». Здесь у него больше отрицательных, чем положительных черт. Возможно, что над автором довлела господствовавшая тогда классовая идеология.
В те времена не только он
(М. Ауэзов), но и все творческие личности во всех своих произведениях должны
были придерживаться методов социалистического реализма. Как известно,
полагалось выпячивать недостатки прежних властителей и богатых, в то же время
сочувственно показывать жизнь бедных и угнетённых.
Конечно, в отличие от А. Янушкевича, М. Ауэзов Кунанбая не мог видеть. Его (Кунанбая) образ он писал по переданным неоднозначным рассказам и далее исходя из собственного видения. Вот что пишет Ф. Стеклова в предисловии к книге А. Янушкевича: «Очень интересно, порой с некоторым сочувствием, показывает он отца великого Абая Кунанбая, восторгаясь его великолепной памятью, вместе с тем видя его невежественное суеверие, хитрость и двуличие» (А. Янушкевич, стр. 21). На этих отрицательных эпитетах о Кунанбае мы остановимся чуть позже.
Далее Ф. Стеклова продолжает: «Ему (А. Янушкевичу. – Авт.) импонирует, что Кунанбай из простого народа, стал богатым, наперекор султанам, кичащимся своей родословной от Чингисхана, и достиг могущества в результате своей одарённости».
А вот вчитайтесь, что пишет сам А. Янушкевич, который со своим героем не раз встречался, вел душевные беседы. «Сын простого киргиза, одарённый природой здравым рассудком, удивительной памятью и даром речи, дельный, заботливый о благе своих соплеменников, большой знаток степного права и предписаний, уставов, касающихся киргизов, судья неподкупной честности и примерный мусульманин, плебей Кунанбай стяжал себе славу пророка, к которому из самых дальних аулов спешат за советом молодые и старые, бедные и богатые» (А. Янушкевич, стр. 61–62).
В беседе с А. Янушкевичем Кунанбай рассказывал, что во время его болезни толпы людей в отчаянии окружили его юрту, где среди невыносимых мук он боролся со смертью. Их слёзы залили огонь, пожиравший его, и люди вымолили у Аллаха возвращение его к жизни.
Вернёмся к словам Ф. Стекловой «… невежественное суеверие, хитрость и двуличие Кунанбая Ускембаева». Она к этому выводу, думаю, пришла после прочтения следующих строк А. Янушкевича: «Кунанбай ведёт некоторым образом двойственную игру: выдал нам много богатых киргизов, которые поукрывали своих лошадей и баранов. Дали бы они ему перцу, если бы узнали, кто нам помог открыть правду, или, точнее, приблизиться к правде» (А. Янушкевич, стр. 180). А что в этом плохого? Он избранный волостной, затем ага-султан, доверенное лицо Российского государства. Почему он должен вместе с другими нечестными казахами обманывать правительство? С тех пор прошло 170 лет. Для истории дистанция небольшая. Разве сегодня не только в Казахстане, но и во всём мире не наказываются такие деяния? Да, ещё как. Правительство Казахстана и созданная им финполиция ведут борьбу с укрывателями своих доходов и неплательщиками налогов. Это, что касается его (Кунанбая) «хитрости и двуличия». Хотя, конечно, нельзя исключать того, что он как сын своего времени мог быть не беспристрастным к некоторым своим соотечественникам. А о его «невежественном суеверии» – это, надо полагать, продиктовано бытом того общества, в котором он жил. Как говорил классик: «Бытие определяет сознание». Не он, а время виновато. Поэтому образ Кунабая, представленный нам, поколению XX и XXI веков, думается, является неоднозначным.
Кроме всего сообщенного нам о Кунанбае А. Янушкевичем, в
конце этой книги даётся пояснение в словаре – комментарий, где написано:
«Кунанбай Ускембаев (1804–1886) – отец Абая, один из влиятельных биев Среднего
жуза, отличался, по воспоминаниям современников, необычайной жестокостью и
коварством». Очень жёсткая характеристика. Но кто эти «современники»?
М. Ауэзов конкретно ни на кого не ссылался. И, в отличие от А. Янушкевича,
никто не оставил письменных воспоминаний о Кунанбае.
Думаю, для такой характеристики над её автором мог довлеть стереотип, сложившийся среди творческих людей по прочтении романа М. Ауэзова «Абай». Почему мы должны верить одному автору, а другому, хотя он воочию общался с Кунанбаем, не верим? При этом надо иметь в виду, что М. Ауэзов писал не историю, а художественное произведение, где он имел право на собственную трактовку. Если мы проследим за жизнью Кунанбая, то увидим: до конца своей жизни он не цеплялся за власть, отдал бразды правления претендентам и сыновьям. Совершил хадж в Мекку и весь остаток жизни посвятил Богу и семье, ни в какие конфликты не влезал.
А как восхищается А. Янушкевич другой звездой казахской степи – султаном Бараком, потомком ханов, ведущих свой род от Чингисхана. Этот Барак – не тот Барак, который убил хана Младшего жуза Абулхаира и которого впоследствии стали называть «Кјкжал Бараєом».
Предоставим слово самому А. Янушкевичу: «Он ещё в цвете лет, это человек величественной осанки, с благородными чертами лица и необычайной силы. Щедрая природа наделила этого степного Геркулеса рядом с выдающимися умственными способностями и сильным характером, и неустрашимым мужеством. Он был воспитан в рыцарских обычаях, как сын барона феодальной эпохи: никто метче его не стрелял из лука, никто быстрее его не укрощал дикого жеребца, не поднимал огромные камни. Байга, этот киргизский турнир, охота и баранта всегда увенчивали его тело, широко разнеслась слава этого молодца. Со всех сторон прибывали охотники лёгкой добычи под зелёное знамя его дружины, и не раз молодой герой водил её под снежные пики Ала-Тау. Как горный орёл на птиц, падал он оттуда на многочисленные стада, принадлежащие уйсунам, которых разбивал, несмотря на девятикратно превосходящие силы… Не одна ватага степных корсаров убегала только при звуке имени Барака, не один уленши (певец. – Авт.) воспел славу покорителя залепсинских племён. Нынче, в связи с изменением обстоятельств в стране, он припрятал свои громы и молнии, почивает на лаврах. С беркутом на руке гоняется за волком, лисой или стадом летучих сайг, но достаточно взглянуть на него, чтобы убедиться, что чингисханская кровь не заснула в его жилах, а скромной власти ел билеуши и даже расшитого золотом пунцового халата далеко недостаточно, чтобы удовлетворить гордость батыра найманов». После этих эпитетов, думаю, в наших комментариях никто не нуждается. Хочется предупредить читателя конца XX и начала XXI вв., что предводительство в барымте считалось храбростью и удальством в представлении людей и было обусловлено обычаями, традициями и бытом того времени.
А. Янушкевич в этой последней поездке познакомился с дюжиной султанов, полдесятком мурз. Обо всей этой степной аристократии он говорит словами польской пословицы: «Стоит дворец Паца, а Пац – дворца!». Далее: «Белая кость (султаны) рядом с Бараком кажется, скорее, серой, чем белой, а все баи недостойны развязать ремешки от обуви Кунанбая» (А. Янушкевич, стр. 62–63). Каково сравнение!
У казахов, в XVIII–XIX вв. живших между Россией, Китаем и среднеазиатскими владениями, существовала специфическая дипломатическая практика. Вот как описывает А. Янушкевич приезд посольства Большой орды в Омск под предводительством Мауке из рода дулатов: «Этот степной Талейран, посол с медным лицом и выпирающими скулами, дипломат sans gene (без церемоний) в дорожном халате, чамбарах из кожи марала и с камчой за поясом на данной ему аудиенции торжественно от имени всех родов оповестил, что самым горячим желанием является вступление в подданство России…»
Хотя посольство прибыло с просьбой, они, как европейцы, не кинулись с разными формами поклонения в ноги губернатору Западной Сибири и Степного края Гасфорту. Как видим, он (Мауке) вполне достойно представил свою миссию.
А. Янушкевич прекрасно разбирался в системе управления степным краем. В представлении простого народа и белой кости титул хана нёс в себе намёк на единовластие и самостоятельность. Как известно, этот титул сохранился у степняков еще со времен Чингисхана. Эта проблема не могла не беспокоить С-Петербург и пограничные российские власти. Необходимо было умерить аппетиты султанов, претендующих на ханское достоинство. Таким образом, с полным присоединением Среднего жуза в российских владениях в Азии кончилась власть ханов. Как замечает сам А. Янушкевич: «Со смертью последнего (Вали-хана. – Авт.) из них этот титул был отменён навсегда, и сегодня живым напоминанием о ханстве является только старая бабка, известная под именем ханши Валиевой» (А. Янушкевич, стр. 63). На руинах ханской власти Россия создала в Среднем жузе власть ага (старших)-султанов.
В этой книге описаны многие важные эпизоды истории казахов
XIX века. Это готовый сценарий для создания документального фильма об известных
людях степи, о которых мы не имеем объективного представления. Здесь и
присоединение казахов Большого жуза к России, анализ социально-экономического
положения, описание народных обычаев, традиций и прикладного искусства.
А. Янушкевич упоминает о Саржане, старшем брате Кенесары, который первым в
1824–36 гг. начал освободительную борьбу казахов в Среднем жузе. О
Дамбауле-мергене, надгробие которого находится недалеко от тех мест, где
покоятся Алаша-хан и Жошы-хан. О Джанаке – прославленном певце и сказочнике,
который за исполнение своего сочинения получал по ямбу (слиток золота) и по
несколько верблюдов.
Сегодня очень актуальны его слова о том, что: «Он твёрдо надеется, что казахский народ в будущем займёт почётное место среди народов, которые нынче смотрят на него сверху вниз» (Жизнь А. Янушкевича, том 2, стр. 98). Как известно, его надежды сбылись. Сегодня Республика Казахстан является суверенной и современной страной, отмечающей 20-летие своей независимости.
И ещё. Наверняка наши современники удивятся пророческим
строкам, написанным им в письме своему брату 31 мая 1846 года: «Акмола,
например, будущая столица всей степи…»
(А. Янушкевич, стр. 41).
Обо всём этом и о другом вы можете прочитать в книге «Адольф Янушкевич. Дневники и письма из путешествия по казахским степям». В своё время, ввиду конъюнктурных соображений, она вышла очень малым тиражом.
Чего мы хотим сегодня? Первое: следовало бы переиздать эту книгу для более широкого ознакомления с её содержанием казахстанцев и всех интересующихся историей нашей страны. Второе: рассмотреть возможность создания документального кинофильма о завершающем этапе присоединения казахов Старшего жуза к России. Третье: события и факты, описываемые в дневниках и письмах А. Янушкевича – это важное дополнение к объективным источникам по истории Казахстана XIX в., которые требуют нового осмысления.
Не изучив ярких и драматических этапов истории своего народа, вряд ли возможно строительство нового общества.