В июле в Москве на фестивале "Вдохновение" в специальной совместной программе с фестивалем драматургии "Любимовка" читали пьесу "Курс" о девальвации тенге.

Программу назвали "Дружба/драма народов", и в ней приняли участие авторы пяти пьес – из Казахстана, Беларуси и разных регионов России.

Пьесу "Курс" я написала в 2016 году после январской девальвации, когда курс тенге падал прямо на глазах у людей, пришедших в обменные пункты. И каждый раз, когда нас снова начинает трясти от растущих цифр курса доллара, этот текст снова становится актуальным. Понятна такая ситуация не только в Казахстане, но и практически в любой соседней стране.

Вымышленная страна "Лебедяния"

Постановщиком читки пьесы в Москве выступил Талгат Баталов – режиссёр "Театра.DOC". Он сам как живая иллюстрация "Дружбы/драмы народов" – татарин из Узбекистана, десять лет назад перебравшийся в Россию. После читки разговариваем с ним о тексте. Говорит, что здесь, в Москве, всё-таки нет такого ажиотажа с курсами валют, отчего не всем актёрам в полной мере были понятны истории героев, для которых обесценивание тенге – жизненная трагедия. Зато ему, большую часть жизни прожившему в Ташкенте, где только недавно избавились от чёрного рынка валюты, всё ясно и близко.

Читка пьесы "Курс" на фестивале "Вдохновение" / Фото предоставлено Ольгой Малышевой

Программа читок начиналась "Курсом", продолжилась пьесами "Крест" (Ульяна Гицарёва, Екатеринбург), "Лондон" (Максим Досько, Минск), "Яблочки-мандаринчики"(Инна Гридина, Санкт-Петербург) и пьесы "Проект "Сван" (Андрей Родионов, Екатерина Троепольская, Москва). Все эти тексты – об идентичности человека и гражданина и о самом понимании слова "родина".

"Проект "Сван" – самый сложносочинённый текст "Дружбы/драмы народов". Это поэтическая драма о вымышленной стране Лебедянии, чтобы получить гражданство которой, нужно сдать экзамен по стихосложению. Авторы пьесы, конечно, транслируют мысль о современной России – "стране поэтов и чиновников". Баталов, говоря о своем переезде в Москву и хождении по миграционным инстанциям, тоже признаётся: "Мне пришлось учиться "писать стихи".

Узбекский чебурашка

Но главная драма развивается, само собой, не в театре. Это здесь, среди креативного московского класса, на мои рассказы об Алматы, о наших театрах можно в ответ получить живую иллюстрацию мема "Хочется всё бросить и уехать в Казахстан". Это драматурги и режиссёры, посмотрев тут же, на фестивале "Вдохновение", спектакль ARTиШОКа "Байконур", горят желанием сделать совместную работу или просто взглянуть на ту среду, которая вырастила такую команду. Но впервые за долгое время я вышла из зоны "театрального комфорта" во время поездки в Москву.

Читайте также: Мы разные, но мы вместе. Когда в Казахстане случился дисконнект?

Интернациональный контекст как-то сюрреалистично свалился на меня ещё на входе на ВДНХ, где проходил фестиваль. Тут в первый день я встретила чебурашку (в смысле, аниматора в ростовой кукле), который говорил по-узбекски, и написала об этом как в Facebook. Через день мы с "чебурашкой" столкнулись снова, он больно схватил меня за плечо, предлагая сфотографироваться, затем "отжал" у моего спутника сигарету, снял чебурашечью лапу, закурил и сказал "рахмат". И оставил ощущение, что либо по мне было заметно, что я понимаю его речь, либо он подписан на меня в Facebook.

Пока шёл фестиваль, я жила в хостеле. Администратором в нём оказалась казашка, которая уже давно живёт в Москве. Землячке она обрадовалась, но отчего-то первым, что я от неё услышала, было: "Я хочу, чтобы снова вернули Советский Союз".

Среди моих соседей по хостелу оказались не только туристы, но и те, кто живёт здесь достаточно долго, предпочитая такой бюджетный вариант съёмной квартире. Это люди из российских регионов, далёкие что от творчества, что от политики. В общем-то, мне приходилось уже слышать от россиян что-то из серии: "Ты из Казахстана? А почему у тебя имя такое – обычное?", "Казахстан – это где-то рядом с Татарстаном?" Вот и в этот раз как-то быстро началась "чейкрымская" риторика.

Вы из какого жуза?

Я вообще многое перестаю понимать о себе, когда рассказываю россиянам о Казахстане. Точнее, даже не так: я не могу понять, как объяснить некоторые, в принципе, простые вещи, которые мне не приходится никому объяснять дома. В разговоре с коллегой, московским драматургом, поднимаем тему прав женщин, и я рассказываю ей об "алып қашу" (похищение невесты). Спрашивает, случалось ли мне лично сталкиваться с чем-то подобным. Или вот после короткого экскурса в историю казахских жузов и ру, интересуется, к какому жузу принадлежу я. "Орыс", – шучу в ответ и сразу же перевожу суть шутки.

В современном мире, где каждый первый – внутренний или внешний мигрант, вопрос самоидентификации едва ли не самый сложный, на который приходится отвечать самим себе. Помнить о малой родине, большой родине, исторической родине и принимать для себя одну-единственную, если это вообще получается сделать.

Я приезжаю в Москву как казахский драматург, и мне приходится переводить часть фраз из своих пьес для российской публики, потому что они неизбежно на казахском: просто мы так разговариваем, все, вне зависимости от идентичности и языковой среды, в которой выросли. И пусть мне бывает неловко говорить, что мой казахский – это не результат одиннадцати классов школы и четырех вуза, а подарок, доставшийся от нескольких лет жизни в студенческой общаге и месяца современного языкового курса, состоящего из заучивания наизусть строк эпоса и игры на домбре.

"Я здесь вольный номад"

Читку моей пьесы "Курс" Талгат Баталов закончил гимном Казахстана. Под него артисты выходили на поклон. Дома я в последний раз слышала гимн за три недели до этого, на такой же открытой уличной площадке – на митинге 30 июня, том самом, на который впервые за много лет власти дали официальное разрешение. И в этот момент там, на ВДНХ, я, кажется, даже поняла, почему олимпийские чемпионы на вручении медалей плачут под гимн своей страны.

Читайте также: Санкционированный митинг в поддержку мирных собраний прошёл в Алматы

Это был не просто мощный художественный приём, это было высказывание уважения к культуре другой страны. А для меня в контексте звучания гимна на митингах – ещё и напоминание о свободе личности и правах человека. Я здесь вольный номад. Вот, наверное, мой ответ на вопрос о самоидентификации.