Салтанат Мурзалинова-Яковлева, Центр социальных инклюзивных программ: "Инклюзия – это история про компромисс и эмпатию"
Пять лет назад в Алматы открылся общественный фонд "Центр социальных инклюзивных программ". Президент фонда и разработчик социальных проектов Салтанат Мурзалинова-Яковлева рассказала, что изменилось за это время, как созданное комьюнити видит инклюзию в Казахстане, и что нужно сделать государству, чтобы вывести социум на новый уровень.
– Салтанат, как вы стали заниматься развитием инклюзии в Казахстане?
– В 2016 году меня пригласили в команду одного из проектов, которая ныне открыла международный фонд Inclusive Practices в Грузии, в качестве PR-специалиста. На одно из семейных мероприятий мы пришли с сыном. Очень понравилась атмосфера: принимали участие родители разных детей. Меня захватила идея дружбы, объединения, сотрудничества, когда взрослые искусственно не делятся по сообществам.
В 2018 году после завершения проекта возникла потребность в развитии этой идеи – создавать социум для детей, и мы зарегистрировали фонд. Начали работу маленькой командой, организовывали занятия по инклюзивному спорту, творческие мастер-классы, мастерские в самых разных пространствах – в музее Кастеева, библиотеке Бегалина и просто на улицах города. Сегодня ведём работу в нескольких направлениях: собственная инклюзивная школа Insight, дошкольная подготовка, Академия тьютора, арт-мастерские, инклюзивный театр, развиваем проект по инклюзивному туризму.
Мы не разделяем людей по какому-то признаку, а пытаемся создавать инклюзивное сообщество. В современном мире мне не нравится подмена понятий. Приведу примеры. Когда говорят, что в инклюзивной школе учатся только дети с особенностями или на инклюзивный праздник приглашаются только родители с детьми с инвалидностью. Правильное понятие инклюзии – образ жизни, когда все вместе естественным образом взаимодействуют друг с другом. Но для этого нужно создавать среду и условия.
– Сейчас набирает обороты инклюзивное образование, но считается, что процесс происходит в дикой форме, когда ни одна из сторон оказывается не готовой к взаимодействию… В чём причина?
– Законодательно такая необходимость установлена, но не хватает специалистов (почему мы и начали развивать тьюторское сопровождение). Большой прорыв случился, когда появился приказ о педагогах-ассистентах, которых начали путать с тьюторами. Педагог-ассистент – специалист, который работает с классом и в классе. А тьютор – 1+1 – с ребёнком. Это разные специальности.
У нас есть усреднённое понятие – дети с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ). На практике есть дети с физическими особенностями, с ментальными, с психологическими – это всё разные группы, к которым должен быть выработан индивидуальный подход. Как только мы учим работать со всеми детьми с ОВЗ, совершаем ошибку. Начнём менять с самого основания – получим другой результат. Не будет сегрегации, агрессии, поводов для спора и конфликтов.
Ещё с советского времени была такая медицинская установка: человек равно диагноз. Мы пытаемся уйти от такого подхода, но прописанные должностные инструкции работают по-другому, а заставить учителя относиться иначе мы не можем. Мне, например, абсолютно не нравится, что всем подряд рекомендуются консультации логопеда-дефектолога, психолога. Психологов, работающих с детьми с ментальными особенностями, практически нет. Более того, их не готовят...
В основе идеи, которую мы продвигаем, – шведский опыт: институция, когда педагог-ассистент – это надстройка и больше чем обычный педагог. У нас же сейчас это всё по остаточному принципу, что инвалидизирует саму систему. Профессионализм педагога – не в том, чтобы отделить одну группу детей от другой и дать этой группе облегчённую программу. Это неправильная позиция и даже в какой-то степени оскорбительная. А в том, чтобы донести общую программу всем детям с учётом их особенностей восприятия.
Есть должность, но нет профессии. Как только это будет профессионализировано, появятся критерии и требования. Сейчас на должность педагога-ассистента берут только с педагогическим образованием. Мы лоббируем разделение по специализациям: ассистент педагога – это надстройка к педагогическому образованию, а тьютор – это переподготовка. Тьютор наращивает потенциал, исходя из потребностей собственной специализации. Не всякий тьютор может быть ассистентом педагога, и не каждый ассистент педагога может быть тьютором. Объекты работы классные. И это требует системного изучения и внедрения. В Алматы, например, более 200 школ стали инклюзивными, но кадров как не было, так и нет. Это результат в целом отсутствия должного внимания к вопросам инклюзии. Но теперь, в том числе благодаря лоббированию нашей команды и усилиям многих других организаций, инклюзивное образование выделено в отдельную сферу.
– Что вы вкладываете в понятие "инклюзия" и как реализуете его у себя?
– Мы создаём комьюнити: и родители, и специалисты объединяются для решения определённых задач. Это не значит, что наши решения априори самые правильные. Но мы пробуем и предлагаем варианты. Под лежачий камень вода не течёт. В нашем комьюнити есть родители с особенными детьми, но мы не делим их на группы и диагнозы. Мы просто родители, которые взаимодействуют для блага своих детей.
Инклюзия – это про компромисс, принятие и эмпатию. По сути, весь мир сейчас будет нуждаться в инклюзивном сообществе как социальной форме. Инклюзия – это история не про людей с диагнозами, люди не должны объединяться по принципу одной беды, это про совместные действия. Более того, мы сейчас в такой ситуации, когда на ум приходит грустная, но правдивая фраза: здоровых людей нет, есть недообследованные. Возьми любого – найдётся признак, по которому человек может быть исключён из общества. Да, инклюзия начинается с явных отличий, но важно включить каждого, подружиться, принять. В своей команде я говорю: мы воспитываем поколение, которое не будет воевать ни при каких условиях, а войну не начнут те, кто будет думать о других.
– Вспомните, как было, когда вы стартовали, и как выглядит сейчас? Насколько изменилось общество, стало ли более открытым?
– Скажу так: если бы не было такой жёсткой политической обстановки в мире, наверное, всё было бы гораздо проще. Да, я меньше встречаю людей, которые бы противились совместному обучению детей в одном классе. Говорить про инклюзию стало модно и продвинуто. Но сегрегация, агрессия и поводы для них остались.
Получается замкнутый круг. Например, как организовываются утренники для детей с инвалидностью? Приглашают родителей только особенных детей. Как выдают квартиры выпускникам из детских домов? В одном блоке, в одном доме, и все они живут в своём мире, как в гетто. Случается и обратная сегрегация, которая часто приводит к иждивенческой позиции. "Ты человек с инвалидностью, тебе все должны".
В нашей стране требуются научные социологические, статистические исследования – настоящие, не для галочки или того, чтобы обелить действия госорганов, которые бы показали, как действительно влияет каждая мера на общественное мнение.
– Тогда что мешает?
– Если считать инклюзию отражением некоторых процессов, могу сказать, что в Казахстане сложилась ситуация не очень хорошего отношения к детям на разных уровнях. Дети считаются не субъектами, а объектами: "Я дал тебе жизнь, вырастил, в старости – стакан воды". Это отношение не как к личности. Нужна непафосная, искренняя работа по развитию института семьи. Мы не можем развивать что-то в последующем, не развив базу, которой сейчас нет.
– Государство как-то может вам помочь?
– Лучшее, что может сделать государство в этом вопросе, – не мешать. К сожалению, мы как встречаем открытость и помощь, так и наблюдаем нежелание системно меняться, противодействие, когда на предложения в ответ начинают слепо защищаться.
Мы не оцениваем, что вы сделали или не сделали, не надо оправдываться и защищаться, давайте оттолкнёмся от ситуации и придумаем, как будем менять ситуацию дальше – к лучшему вместе. Если государственный орган достаточно вменяемый и слышащий, он будет взаимодействовать и предлагать ресурсы. Изменения возможны только в таком диалоге. К сожалению, пока больше тех, которые защищают своё место, свою правоту.
Мы надеемся, что следующий тезис после "слышащего" будет "реагирующее государство": не мешающее, а дающее возможности для развития не по остаточному принципу, а идя навстречу, помогая ресурсами.